И грянул гром с тяжёлой силой злобной,Внезапно, днём весенним, поутру.Я этот день запомнил так подробно,Что с памятью о нём, видать, умру.О, те шаги, заглядыванья в щели,Те голоса пустые, взгляды те,И всё взаправду, въявь, на самом деле,Не сон лихой, не строчка на листе!Потом Литейный, зданье, что могилойНазвать бы правильнее, кабинет,Откуда не выходят, а на нетКак будто сходят.И со мной так было.Лязг ружей. Конвоиры. Лязг ключей.Бетонный пол. Железной койки вздроги.О, стих мой милый — вздох души моей,Мечты мои — и вот теперь итоги.И ты — бетонный тот же меришь полПустынными шагами, той же дрожьюДрожит железо койки.Он пришёл,Наш общий час — о том и слово БожьеНам предрекало притчей о зерне,И о разбойниках, и об Иуде,О том и строки пели, и во снеНе зря метались взрывы, стоны, люди…Припомнить ли ту лобную скамью,Змею клевет, скользнувшую меж нами…Тогда-то мы испили — письменамиПредсказанную чашу нам сию.Ещё и встречи были, и слова,И даже строки снова, как бывало,Но каждый понимал, что миновалоТо роковое, чем душа жива.VII
В машине, в клетке той железнойТрясло, мотало нас двоих,Как бы и впрямь, и въявь над бездной.И вдруг ты прочитал свой стих.В нём город звонко и знакомоМаячил и сводил с ума,Сугробов белые изломыЛепила медленно зима,И сквозь окошко благодарноТебе светили куполаЗа тяжкий жребий твой мытарныйИ светлых строк колокола.И ты умолк, и всё, что било,И разобщало нас, и жгло,Перед строкой крутою силойВо мрак беспамятный ушло.И только золото собораИ зимний город вдалекеПечальным отсветом укораМерцали мне в твоей строке.VIII
Последняя встреча. Нары.Параша в углу. Скамья.Сумрак суровой кары.В последний раз ты и я.Как пронесу сквозь годыТот взгляд и тот разговор,Потолка злые своды.Двери, глазок в упор.Прощай. Между нами былиПоэзия, сны души,Тюрьмы жестокие были,Допросов карандаши.Прощай. Сгорело, как хворост,Счастье, черна беда.Неизреченная горестьНам теперь навсегда.1974Красноярский край,
пос. Курагино
Елена Фролова
Как я заказала себе мужа
Мы шли по Невскому — моя подруга, наш приятель Эмиль и я. Было 30 апреля 1965 года. Обсуждали, как отметить Первое мая (мы тогда отмечали всё, что угодно — был бы повод собраться). К этому времени я уже была разведена. Молодая разведёнка — очень престижная позиция. И как полагается, капризничала:
— Позови кого-нибудь нового — все надоели.
Эмиль знал, казалось, весь Ленинград. Он вытащил пухлую записную книжку:
— Вот есть интеллектуал.
— Надоело.
— Вот оригинал.
— Хлопотно.
Спектакль становился всё более весёлым. Подруга уже закатывалась.
— Есть поэт.
— Поэт — это интересно.
Эмиль зашёл в телефонную будку, набрал номер Толи Бергера. Толя только что вернулся из командировки в Москву. Что делать первого мая, не знал, всё же решил попижонить, сказав, что уже приглашён. Но Эмиль знал своё дело:
— У нас очень маленький пай. И такая женщина.
Подруга стучала в окно будки.
— Почему одна?
Толя слышал смех, наши голоса.
Назавтра они ждали меня на станции Метро «Чернышевская». Я увидела высокого худого молодого человека в болоньевом плаще и соломенной шляпе.