Горестная история о Франсуа Вийоне

С криком: «Бей! Смерть им!» — он набросился на писцов, а в это время разъяренный Ютен дю Мустье вскочил на ноги и нанес мэтру Фербуку несколько ударов ножом. Тот упал, обливаясь кровью; Пишар и Мустье, видя, что они натворили, со всех ног бросились наутек и скрылись в одном из темных переулков. Перепуганный до смерти Дожи пустился бежать по улице Матюрен.

— Вот не везет! — в отчаянии простонал Вийон. — Ну и влип же я! Что ж теперь со мной будет? Теперь меня арестуют за чужую вину…

Так оно и случилось. Франсуа схватили и доставили в Шатле, где передали для суда и следствия мэтру Пьеру де ла Деору, который без лишних разговоров приказал сразу же подвергнуть его пытке водой. Он был обречен. Ему зачитали приговор, гласящий, что он «будет удавлен до смерти посредством повешения на виселице города Парижа». Как ни странно, но Франсуа отнесся к этому крайне спокойно.

— Придется смириться, — стоически произнес он. — Видно, мне на роду написано быть повешенным, и рано или поздно это должно случиться.

Пораженный тюремщик непонимающе смотрел на него, и тогда Франсуа прочитал ему маленькое стихотвореньице, которое он сочинил в качестве своего предсмертного слова:

Я — Франсуа, парижский хват,
И смерти жду, отнюдь не рад,
Что этой шее объяснят
Сколь тяжек на весу мой зад[59]

.

— Amen[60]! — промолвил тюремщик.

И все-таки Франсуа решил попытать счастья и подал апелляцию в Парламент; 5 января 1463 года суд отменил приговор в отношении повешения, но постановил по причине «дурного образа жизни» подвергнуть поэта изгнанию из Парижа на десять лет.

— By God! — выругался Франсуа. — Меня изгоняют, чтобы верней погубить!

И тем не менее он буквально прыгал от счастья: ведь ему сохранили жизнь. Правда, его дядюшка и мать, которых он первым делом посетил, пребывали в отчаянии. Он постарался их успокоить, взял у них немного денег и на следующий день вышел из Парижа по дороге, по которой когда-то покидал город вместе с Коленом. И пора года была та же самая, только что снег не падал. Зато ветер швырял в лицо капли холодного моросящего дождя. Деревья, давно уже сбросившие листья стояли мокрые и черные; дорога была покрыта жидкой грязью, и когда проезжала повозка или фургон с вздувающимся и хлопающим на ветру тентом, грязь летела из-под колес, забрызгивая пешеходов.

Глубоко надвинув шапку на голову и подвязав полы одежды на поясе, Вийон медленно брел встречь ветру по дороге, не глядя на обгонявших его людей, что так же, как он, направлялись в Бур-ле-Рен. Он шел в неизвестность, надеясь, что, может, его примет аббатиса де Пуррас или же герцог Карл Орлеанский согласится выслушать его и даст приют в Блуа. На целом свете, кроме этих двоих, ему не на кого было рассчитывать. Интересно, как там аббатиса? Не случилось ли что-нибудь с ней? Он ничего про нее не слышал и погрузился в размышления о ней, как вдруг кто-то окликнул его по имени. Франсуа обернулся.

— Гляди ты! — воскликнул он. — Никак это Перро Жирар?

— Он самый, — подтвердил цирюльник.

— Обратно в Бур-ла-Рен?

— Да.

Они шли молча, не разговаривая, но через некоторое время цирюльник, с любопытством поглядывавший на Вийона, поинтересовался, куда он держит путь.

— Мне впаяли десять лет изгнания, — ответил поэт. — Ни за что. Только потому, что я присутствовал при драке между Фербуком и моими друзьями. Врезали по полной мере.

— Да, я слышал, — кивнул Перро.

Франсуа замолчал. Он вдруг вспомнил, что цирюльник спас голову, только потому что в деле «ракушечников» оказывал услуги стражникам и следствию, и ему стало не по себе.

«Будь тут Колен, — подумал он, — этот трус ни за что бы не посмел окликнуть меня».

Цирюльник же, словно догадавшись о его мыслях, неожиданно произнес:

— А чего ты хочешь? Жизнь иногда заставляет проделывать такое… Жить-то охота.

— Ладно, пусть судит нас Бог, — бросил Франсуа.

— Кто? — воскликнул Перро Жирар. — Бог? Это ж надо. Бог! Ну ты даешь.

— А что?

— Да нет, ничего. Ты прав, — пошел на попятную цирюльник.

Франсуа не собирался останавливаться в Бур-ле-Рен, но цирюльник схватил его за рукав и потянул за собой, предлагая хотя бы обсушиться у него дома и выпить вина.

— Чего ты боишься? — уговаривал он Франсуа. — Посидишь у меня, пока я схожу за дровами и разожгу очаг, выпьешь вина, а потом пойдешь себе. Чего бояться?

— Да ничего я не боюсь, — с раздражением ответил Франсуа.

— Тогда пошли, — потащил его цирюльник. — Кстати, повидаешь у меня одного человека, которого ты хорошо знаешь. Но он уже не тот, каким был когда-то.

— Кого это? — поинтересовался Франсуа.

— Заходи! — подтолкнул его Перро Жирар. — Ступай прямо в кухню.

— Это ты! — воскликнул Вийон.

Перед ним, весь заляпанный грязью, у очага сидел Белые Ноги. Глянув на вошедшего Вийона и не выказав ни малейшего удивления, он охрипшим голосом произнес:

— Привет, Франсуа! Что хорошего расскажешь?

— Да ничего.

— Вот и я тоже не могу рассказать тебе ничего хорошего, — ответил Белые Ноги.