Он знал, что не в порядке. Просто не могла быть в порядке после того, что он увидел на той записи. И сейчас… она дрожала, как в ознобе, кутаясь в свой халат, который совершенно не скрывал последствия случившегося. На шее, спускаясь к ключицам, протянулось ожерелье бордовых меток, которые слишком сильно контрастировали с молочной кожей. Юнги сильнее сжал руль одной рукой, другой стараясь нащупать что-то на заднем сидении. Спустя всего секунду Юна почувствовала на себе нечто тёплое и схватилась за него, как за последнюю возможность выжить. Плед, который парень собирался отвезти к себе в студию, потому что чаще ночевал там, чем дома. Юна подтянула полученную вещь выше, скрываясь за ней почти полностью.
Тепло.
— Лучше? — боковым зрением Юнги заметил, как она слабо кивнула в ответ, всё ещё не глядя на него. — Может, нам поехать в больницу? — снова задаёт вопрос, который так и остался без ответа.
И девушка отрицательно мотает головой, что раздражает парня. Почему она молчит? Хоть бы слово сказала! Он сжимает руль, поворачивая его и задумчиво глядя на дорогу перед собой, когда на весь салон раздаётся звонок мобильного, заставивший Юна снова вздрогнуть и сильнее сжать в своих маленьких ручках плед.
— Всё хорошо, — шепчет Юнги, замечая её реакцию. — Это всего лишь мобильный. Я подниму? — указывая на телефон, спрашивает и нажимает на кнопку ответа после одобрительного кивка. — Да! — чуть громче, чем следовало. — Хён, прости, что так вышло. Не сейчас, поговорим об этом позже, — ответил, бросив мимолётный взгляд на девушку, которая сейчас снова отвернулась, делая вид, что пейзаж за окном всецело поглотил её мысли. — Джун с тобой? Он не поменял код на двери? Пусть отвезёт мелких домой. И, знаешь, — добавил, с визгом разворачивая автомобиль на пустой дороге. — Скажи, чтобы остался у меня. Не спрашивай. Я позвоню позже. Всё, отключаюсь. А, — воскликнул. — Поздравляю тебя, — и сбросил, поворачиваясь к девушке лицом.
Она молчала.
И даже не посмотрела на него, продолжая гипнотизировать вид за окном.
Плед немного сполз с её плеч, что не укрылось от взгляда Юнги. Он, посмотрев на дорогу, протянул руку и накинул его обратно, видя, как она вздрогнула, хотя он даже не прикоснулся к ней. Парень не знал, что делать и что говорить, но ехать в такой давящей тишине он больше не мог. Вернув своё внимание снова на дорогу, он шумно выдохнул, думая о том, что сказать, хотя ничего путного в голову так и не приходило.
— Он часто… делал с тобой это? — спросил, прикусывая внутреннюю сторону щеки.
Девушка зашевелилась, обращая на него свои большие глаза. Она не знала, что ответить, да и ком в горле здорово мешал.
— Что «это»? — тихо спрашивает она, и Юнги прошибает словно током от этих слов.
Её голос, охрипший… от долгого молчания? Скажем так, но парень знал, от чего именно он охрип, и судорожно сжал руль, будто собирался сломать его сейчас.
— Он пытался задушить тебя, — оправдался, понимая, что не может сказать, что всё знает, потому что не имел никакого права устанавливать в её доме камеру.
Юна неосознанно потянулась к шее, дотрагиваясь ладонью и шумно вдохнув. На нежной коже отчётливо проступали следы сильных пальцев, сжимающих почти до хруста. Чимин хотел убить её? Или просто показать, что он сильнее? Но ведь она знала это и так. Часто ли он делал так, заставляя чувствовать себя ничтожно маленькой и слабой? Да постоянно! Девушка уже привыкла носить огромные свитера с высоким горлом и закрытые вещи. Только раньше синяков было не так много.
Потому что не было Юнги.
— Это впервые, — солгала Юна, одёргивая руку и отворачиваясь снова. Она просто не могла смотреть на него.
Юнги уже хотел убедить её, что она может сказать ему всё, но вовремя спохватился, понимая, что это не совсем уместно сейчас, после десяти лет вражды, которую он сам и начал.
— Тогда тебе стоит уйти от него, — посоветовал, заворачивая на более освещённую дорогу. — Нельзя терпеть подобное.
Юна захотелось рассмеяться ему прямо в лицо от этих слов, которые ранили очень глубоко. Потому что он был прав. Подобное нельзя терпеть. Но приходилось. Каждый день девушка снова и снова убеждала себя в том, что она заслужила это. Тем, что использовала Чимина. Поэтому считала, что должна ему. За всё, что он сделал. Только сейчас она, наконец, понимала, что всё это время благодарила его только за свою сломанную жизнь и десятки унижений. Потому что то, что заставило её согласиться на это грёбаный брак и отдать себя во власть его желаниям… было ложью, подстроенной самим Чимином.
Это так противно.
— Спасибо, конечно, — выдавила Юна, вспоминая нечто важное, из-за чего она на самом деле не должна была хвататься за возможность сбежать, не должна была позволять Юнги забирать себя оттуда, не должна сейчас сидеть в этой машине и мчаться непонятно куда.
Она должна сейчас на всех парах бежать домой. Должна стать на колени перед Чимином и слёзно просить прощения. Просить так, чтобы он простил. Просить так, как он захочет. Потому что она совсем забыла, что у неё нет ничего…