Горец. Чужие. Чернокнижник

3. И видел я, что одна из голов его как-бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела. И дивилась вся земля, следя за зверем; и поклонились дракону, который дал власть зверю.

4. И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?

5. И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца.

6. И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его и жилище Его и живущих на небе.

7. И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем.

8. И поклонятся ему всё живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира.

9. Кто имеет ухо, да слышит.

10. Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечем убивает, тому самому надлежит быть убиту мечем. Здесь терпение и вера святых…»[1]

Старуха оторвала взгляд от книжки в черном кожаном переплете и посмотрела в окно. Ей показалось, что она услышала мяуканье её любимой кошки Катрины. Нет, она не могла ошибиться. Старуха поспешно встала, подошла и прильнула к окну.

День был серый и пасмурный. По небу торопливо плыли тяжелые тучи, накрапывал дождь. Но непогода не остановила человека, который, низко нагнувшись копошился у плетня. В одной руке у него была огромная плетеная корзина, которую он нагромоздил на кол, а другой рукой он безуспешно пытался засунуть под крышку Катрину, любимую кошку старухи.

Старуха прошаркала к двери, открыла ее, выглянула наружу и узнала в человеке известного на всю округу помощника палача по имени Брюс Диккинсон. Она рванулась спасать кошку, но неведомая сила остановила се.

Старуха подумала: «Что-то затевается вновь, ведь неспроста Диккинсон так старается. Наверное, опять у него много работы.»

Руки старухи безвольно опустились, спина согнулась, и она потащилась к столу, где её ждала вечная книга. Она поняла, что своей любимицы уже никогда больше не увидит.

Старуха догадалась, что та идет на заклание.

* * *

Брюсу Диккинсону наконец-то удалось засунуть кошку под крышку плетеной корзины. Он забросил корзину за спину и подумал с облегчением: «Проклятая кошка! Я-то думал, что смогу легко с ней справиться. Чуть всю руку не исцарапала, чертовка! Зато сейчас эта черная кошка, это дьявольское отродье, послужит во имя божьего дела!»

Брюс вышел на улицу и зашагал с видом человека, уверенного в себе, с видом человека, который вершит богоугодное дело. Он знал, что в Бостоне многие жители недолюбливают его.

«Но что же делать, — думал он. — Может быть, моя должность и не из самых приятных, но надо же кому-то сражаться с ведьмами, колдунами и всякой прочей нечистью. Должен же кто-то защищать бостонцев от проделок дьявола».

Ему пришлось пройти сквозь гусиную стаю, заполонившую улицу. Гуси вытянули шеи, зашипели на него, а потом с гоготом бросились врассыпную.

«Прочь, проклятые птицы!» — крикнул он.

Брюс Диккинсон остановился, опустил корзину и поправил крышку, заперев её для надежности щепкой, подобранной с земли.

Он снова взвали корзину на плечи и пошел улицей, но на повороте почтительно остановился.

Навстречу ему шли четыре человека в длинных черных сутанах. Этих людей знал весь Бостон.

Их черные сутаны развевались по ветру. Широкие мантии и белые отложные рукава оттеняли мрачность их одеянии. На их головах красовались небольшие круглые шапочки.

Черная четверка миновала виселицу, на которой раскачивалась на ветру тяжелая веревка с петлей. Рядом с ней был сложен костер, внизу которого лежали дрова, а наверху было уложено сухое сено.

Брюс смог хорошенько рассмотреть идущих. Посередине вышагивал худой старик. Его длинная и седая борода развевалась по ветру, в руке у него был посох. Это был известный на всю округу председатель суда присяжных Роберт Гиллан, прославившийся своей жестокостью и обладающий неукротимым твердым характером.

Плечо к плечу с ним шагали его помощники Дэбби-Шэнкер и Марк Хьюстон. Первому из них было лет тридцать пять, второй был чуть постарше. Отставая на три-четыре шага от них, сзади шел секретарь суда Джон Андерсон. Он был слегка полноват, рыжеволос и несколько грузен в теле. Подмышкой у него была увесистая папка буйволиной кожи и, несмотря на её тяжесть, Джон старался не отставать от своих товарищей.

Нельзя было сказать, что Роберт Гиллан шел, не разбирая дороги, однако, если ему попадались небольшие лужицы, он не старался переступать или обходить их. Шаг его был по-юношески тверд и уверен.

Этому бодрому духу и уверенности могли бы позавидовать бостонцы, однако зависти не было видно в их глазах. В их глазах скореё можно было прочитать растерянность и осуждение.

Старая служанка Уитни Хадсон неторопливо вытирала фартуком руки и печально смотрела вслед шествующей группе. Её молодая соседка Пернилла Нопфлер поспешно выбежала из дома и позвала к себе малолетнего сынишку, который плескался в лужице.

Мальчик бросился к ней и мать бережно обняла его, прижала к себе.