Со второго этажа олимпийское спокойствие косо поглядывало на суету растревоженного муравейника внизу. Тихо урчащие кондиционеры нагнетали приятную прохладу, неяркий свет казался равномерно разлитым в воздухе. Зал ожидания для сотрудников Корпорации, как всегда, был наполовину пуст. Руководство не поощряло тяги сотрудников к перемене мест, для отдыха всё условия создавались на местах. Только крайняя необходимость могла заставить работника Корпорации отправиться в путь. Немногочисленные самолеты спецрейсов обычно улетали пустыми. Администрация аэропорта Глазго проявила завидную предприимчивость, заключив договор с Корпорацией. На свободные места стали продавать билеты всем желающим. Никаких документов при этом в кассах не спрашивали, но стоили билеты раз в десять дороже, чем на обычные рейсы.
«Дополнительных» билетов на сегодня продали немного. Купивших их пассажиров легко можно было отыскать в зале ожидания. Среди подчеркнуто спокойно сидевших сотрудников Корпорации сразу бросались в глаза и надутые от важности владельцы пивных баров, и почтительно восторженные дамочки салонов, и подчеркнуто небрежные щеголи полусвета. В самом углу, глядя через стеклянную стенку на копошившийся внизу водоворот общего зала аэропорта, сидела высокая стройная брюнетка. Даже опытный наблюдатель не сразу определил бы, работает она на Корпорацию или нет. Проявившиеся после бессонной ночи морщинки бежали к уголкам губ, усталые глаза блуждали по толпе, никого не выделяя. Вдруг взгляд женщины оживился — она заметила мужчину в сером костюме в шотландском стиле. Лицо человека показалось молодой красавице знакомым, но тут, же затерялось в толпе пассажиров. Женщина потянулась, вздохнула и закопошилась в сумочке. Найдя зеркальце, привела в порядок прическу и принялась прятать надоедливые морщинки.
Электронные часы пропищали неестественным голосом: «17 часов». До рейса на Блайтвил оставалось пятьдесят минут. Скоро объявят посадку — и мокрую Шотландию сменит промозглая Америка.
Вчера в Гленко Сицилия Хантер (так звали женщину) повеселилась от души. Хорошо, что послушалась дядю и пошла в театр. Напрасно друзья предупреждали, что «Гамлет» — нудная штука. Сицилии пьеса Шекспира понравилась, особенно хорош был чудак в клетчатом камзоле, славно повеселивший публику. Ну конечно, именно он был там, внизу, в людской суматохе, сменив бутафорский камзол на шикарный костюм. Она снова нашла взглядом веселого дядю, пробиравшегося среди толпы с закинутыми за спину какими-то удочками в чехле.
В этот момент объявили посадку на Блайтвил. Сицилия направилась вслед за остальными пассажирами к входу на летное поле. В опустевшем зале ожидания появился Санчес де Рамирес. Швейцар, внимательно наблюдавший за пассажирами, показал рукой на выход:
— Туда, сэр.
Рамирес благодарно кивнул привратнику и не спеша проследовал в мигающий зеленым глазком коридор.
В самолете Рамиресу и Сицилии достались места по соседству.
«Вот повезло, сейчас начнется представление», — подумала молодая красавица, окинув взглядом нежданного соседа.
Комик из Гленко пока сидел тихо, напряженно вслушиваясь в гул моторов и часто выглядывая в иллюминатор. Он добился своего и затащил удочки в салон, осыпав стюардессу комплиментами и вручив взявшийся неизвестно откуда букет свежих роз. Ожидая продолжения фокусов, Хантер затеребила сумочку.
Самолет вынырнул из облаков, и в салоне стало светлее. Первый раз пискнул таймер. Шотландец оторвался от стекла и удивленно пожал плечами:
— Простите, что спрашиваю, но как можно находиться так высоко и чувствовать себя в такой безопасности?
Как всегда, после идиотского писка таймера начался глуповатый фильм о безопасности. В восторге от первой, давно ожидаемой остроты комика, Сицилия залилась хохотом. Она тоже не недолюбливала десятки раз виденный фильм, который всякий раз прокручивали в полете. Знакомым блеском засветились вмонтированные в стенку каждого сиденья мониторы. На всех захлопала ресницами белокурая выдра-стюардесса в вызывающем мини. Рекламно улыбнувшись, она в миллионный раз затараторила: «Добро пожаловать вместе с нами в полет. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности».
Сицилия не следила за экраном. Содержание фильма она знала наизусть — там сейчас откажут двигатели, и в салоне полногрудые статистки завоют от ужаса, а побитые молью старички будут бросать в рот таблетку за таблеткой валидол. Рамирес же делал вид, что воспринимает эту чушь совершенно серьезно. Тщательно повторяя всё действия стюардессы, он пристегнулся к креслу. Когда же на борту телелайнера возник пожар, комик отчаянно забился в попытках выбраться из-под вдавившей его в сиденье кожаной полоски. Его движения были упоительны — давно Сицилии не было так весело.