Горец I

— Чувства не должны заставлять тебя что-то делать. Наоборот, действия должны порождать у тебя какие-то чувства, которые тут же рассеиваются как дым.

— Но как же я тогда смогу понять, когда надо действовать? — спросил озадаченный Мак-Лауд.

— Этого не надо понимать. Ты просто должен или оставаться в покое, или чувствовать, что ты уже движешься. Не беспокойся, твое тело само знает, что нужно делать. Ты должен только наблюдать.

— То есть как наблюдать? Так, следуя твоим советам, я превращусь в одного из тех идиотов, которые ходят по дорогам, не видя, куда идут, которых кормят из жалости и над которыми издеваются даже пятилетние дети!

— Это пустяки, — успокоил его Рамирес. — Согласен, сначала твое поведение будет не совсем обычно, но зато потом ты сам сможешь выбрать для себя удобную форму существования. Так что не волнуйся, это пустяки.

— Пустяки?!

— Да. Сейчас для тебя есть вещи, которые намного важнее. Смотри внутрь себя и осознавай собственное "я".

— Как же мне это делать, если я — не "я", а наблюдатель, — придрался Конан.

— А ты представь, что наблюдатель — это я.

Перехватив бессмысленный взгляд Мак-Лауда, Рамирес успокоил его:

— Ну, пускай «ты». Какая разница?

— Это сумасшествие, — подвел итог беседы Конан.

— И ты больше ничего не можешь сказать по этому поводу?

— Больше ничего. Только одно мне непонятно. Какое отношение имеет весь этот бред к умению воина владеть оружием и поражать врага?

— Это научит тебя не проигрывать, — объяснил самозваный учитель.

— То есть как не проигрывать?

— Очень просто. Представь себе, что ты — это я. И проиграл я. Может, так тебе будет легче? Тебе покажется, что поражение не твое, а значит, его просто нет. И главное — не огорчайся по этому поводу.

— Это бред. Чье-то поражение всегда есть.

— Нет, поражения никогда нет, потому что никогда нет боя.

— Что? — Конан чуть не подавился элем. — Все, что ты мне сейчас сказал — чистой воды идиотизм. Глупость. Ты отрицаешь очевидные вещи. Что ты твердишь? Я — это ты, ты — это я. Этого никто не сможет сделать. Ясно?!

— Ты все-таки хэгиш, — тяжело вздыхая, сказал Рамирес.

Солнце причудливыми бликами прорывалось сквозь густую крону дубов, бросая солнечные зайчики на небольшие кусты и редкую траву. Холодные струи пота стекали со лба Конана, заливая глаза. В ноющих от усталости мышцах гудела каждая клеточка, делая зажатый в руке меч бесполезной неподъемной железякой, непригодной для защиты, а тем более для нападения. Подняв на Рамиреса усталый взгляд, Конан смущенно улыбнулся.

— Попробуем еще раз, — утешил его Рамирес, занеся лезвие над головой и описывая им резкий полукруг.

Понимая, что он так и не сможет оторвать меч от земли, Мак-Лауд упал на колени, уворачиваясь от клинка, который пронесся над его головой.

Рамирес чуть заметно кивнул и как-то растерянно остановился. Вдохновленный его одобрением, а еще больше — беспомощной позой, Конан словно обрел новые силы. Он быстро сгруппировался, одним прыжком поднялся с колен и собрался было броситься на улыбающегося Рамиреса, но в этот миг дерево, стоявшее слева от него, заскрипело, качнулось и начало медленно падать, разбрасывая во все стороны гнилые сучья и обломанные ветки. Многокилограммовое бревно придавило Конана к земле.

— Ты дьявол, Рамирес! — простонал от собственной неосторожности Конан, с трудом выползая из-под ствола.

Левая рука безжизненной плетью висела вдоль туловища.

— Тринадцать тысяч сто, — смеясь, прохрипел Рамирес. — Юбилей. Поздравляю.

— Что ты все считаешь?

Конан потрогал сломанное плечо. Он никак не мог привыкнуть к ощущениям, возникающим при регенерации. Раздробленные кости срастались, мышцы восстанавливали свою первоначальную форму. Ощущения были такие, словно под кожей копошится целая армия каких-то цепких кусачих жучков с острыми коготками на лапках. Больно и щекотно. Отвратительно. Но полезно.

— Именно столько раз ты сказал, что я дьявол, — пояснил Рамирес. — Я хочу знать, когда тебе это надоест. Вот и считаю.

— На этот раз была чистая случайность… — начал было оправдываться Конан, но внезапно замолчал, и его взгляд упал на гладкий срез ствола. — О-о-о, нет! Ты действительно Дьявол!

— Тринадцать тысяч сто один, — со вздохом заметил Рамирес, опускаясь на траву и начиная по своему обыкновению хохотать.

Великолепный длинный выпад ушел в пустоту, и Конан с трудом удержал руку с мечом. Этот смертоносный порыв остановил звон катаны о шотландский металл. Клеймора замерла, а вместе с ней и Конан, но было поздно. Холодное лезвие катаны касалось затылка. Конан разжал руки, роняя меч.

— Но как? Черт!

— Все та же ошибка, Мак-Лауд. Никогда не пытайся нанести удар во всю длину клинка. Не горячись, — спокойным голосом объяснял Рамирес.

После почти получасовой непрерывной тренировки он сохранял ровное дыхание, словно биться мечом для него было так же естественно, как и дышать.