Горец. Оружейный барон

– Мятеж подавлен, – согласился со мной Молас, – а вот его корни ты сам обрубил. Какая была надобность расстреливать всех Тортфортов разом? Да еще у стены вокзала? Напоказ. Из пулемета!

– Чтобы больше бунтовать было некому, – огрызнулся я. – Я не только Тортфортов там пострелял, но всех мятежных офицеров, что не сложили оружие по моему приказу. Я их об этом предупреждал. А я слов на ветер не бросаю.

– Услужливый дурак опаснее врага, Савва, – глаза императорского генерал-адъютанта метали громы и молнии, но голос его был ровен и четок. – И как прикажешь теперь нам выходить из этого положения, как искать их затаившихся сообщников в имперском правительстве? В столичном обществе? При дворе? В генштабе?

– Это ваша епархия, экселенц. А я был в своем праве. Согласно императорскому рескрипту я наделен правом внесудебной расправы над мятежниками. А на ваш последний вопрос отвечу, что по опыту знаю, что слуги и денщики часто видят больше хозяев.

– Не учи отца! И баста! – повысил на меня голос главный разведчик империи, ударив кулаком по столешнице. Да так что подскочил тяжелый чернильный прибор.

– Если я вам с императором больше не нужен, экселенц, то прошу отпустить меня в Рецию. Все равно рано или поздно вы меня в нее опять загоните. Не в первый раз. Я поработал для вас «Кровавым Кобчиком», теперь вы можете поработать добрым дядюшкой.

– И какую награду ты себе за это хочешь?

– В гражданской войне, экселенц, награды неуместны.

– Ты действительно так думаешь? – поднял генерал брови.

– Конечно. Мятежники не внешние враги, а такие же подданные императора и имперские граждане, как и мы с вами. Какие могут быть награды за братоубийственную бойню. Вы видели «гвардейский фарш» на шоссе?

Молас резко кивнул, сжав губы. Но вслух ничего не сказал.

– Сколько там было истинно виновных? А сколько честно выполнявших устав и приказ? Как мы их в этом фарше рассортируем. Фарш невозможно прокрутить назад.

– Мда… – Молас обогнул стол и сел в рабочее кресло, поправив бронзовый чернильный прибор на столе. – Что еще я мог услышать от изобретателя мясорубки?

– Вы еще меня поясом для женских чулок попрекните, экселенц. Это модно.

Чувствовал я себя предельно уставшим. Ночь не спать. Причем не спать очень активно. С рассвета до обеда воевать в первых рядах. Причем воевать без приказа сверху. Не говорить же Моласу, что таким образом я обезопасил своего сына. Ну как мог. Мне бы еще барончика – мужа матери моего сына придушить, но он далеко – в плену. Руки у меня пока коротки.

– Итак, констатируем, что клан Торфортов больше в империи не существует.

– Не совсем так, экселенц. Барон Тортфорт сдался в плен республиканцам, убив своего денщика, и тем чуть не сорвал нам решающее наступление по прорыву позиционного тупика на Западном фронте.

– Что ты на самом деле хочешь? Скажи честно, Савва.

– Работать хочу. Авиацию развивать. И не хочу участвовать в дворцовых интригах. Я устал от крови, экселенц.

– Иди пока, Савва. Твою судьбу решит император.

Я вышел из кабинета Моласа в Кордегардии и широко улыбнулся. У меня получилось.

– Вас произвели в генералы, командор? – угодливо спросил майор Сувалки.

– Должен вас огорчить, майор. Наград за подавления мятежа не будет. Мне так кажется.

И надев шинель, я вышел на улицу.

Снегопад закончился. И вздыхая свежий, слегка морозный воздух я направился в дом лесничего проведать герцога. Пора его везти домой.

Ремидий пребывал в легкой послеоперационной лихорадке. На лице выступали капельки пота, которые периодически промакивала тампонами сестра милосердия – суровая женщина в возрасте.

Увидев меня в дверях, герцог улыбнулся.

– Наслышан уже, – буркнул он и показа глазами на медичку.

Я забрал у женщины тампон и попросил ее выйти на время из палаты. Она попыталась возражать, но что я грозно цыкнул.

– Мне вас отсюда под конвоем вывести? Я могу.

– Он может, – подтвердил герцог. – Он императорский чрезвычайный комиссар.

Когда за сестрой милосердия закрылась дверь, я проверил, не стоит ли кто за ней. Приказал часовому никого к этой двери не подпускать и плотно закрыл ее за собой.

– Садись. Рассказывай, – приказал герцог. – А то я тут как в вакууме. Видите ли, меня нельзя беспокоить.

– А просьбу для начала можно озвучить, ваша светлость?

– Для тебя все что захочешь.

– Нужно имение на берегу моря у Риеста. Небольшое.

– Тебе?

– Нет. Моему сыну.

– Тебе Отрадного мало?

– Нет, это не Мите. Моему побочному сыну и его матери.

– Ну, ты кобель, – усмехнулся герцог. Но по-доброму так. – Увезешь меня домой?

– Обязательно, ваша светлость. Как только разрешат вас передвигать с места на место.

– Вот именно… передвигать, – сплюнул герцог на паркет. – Меня теперь два драбанта носить на руках будут. Думаешь, это приятно?

– Не будут, ваша светлость. Я вам кресло-коляску сделаю. Ее вы сами сможете двигать руками.

Ремидий улыбнулся ласково как добрый дедушка, пригладил усы.

– Ты хороший сын. Савва.

Я оторопел.

– Да, ты не ослышался. Ты мне сын по обычаю кровавой тризны и это я признаю. И в наследовании трона ты третий после детей Альты. А теперь рассказывай, как ты гвардию гусеницами давил.