— Что? Опять несправедливость! Я должна стоять, молчать, рыдать, терпеть голод и жажду, не принимать никакого участия в празднике, а ты будешь тусоваться на свой лад? Я не согласна!
— Я думаю бабушка позволит тебе присесть.
— Как это великодушно! Я зря получается разучивала эту лезгинку?
— А ты ее разучивала? — удивленно бросает на меня взгляд, притормаживая на светофоре. — Зачем?
— Хотела удивить твоих родственников, но видимо не удивлю, — рассматриваю идеальный маникюр, потом свои кольца, которые уже как родные, их и снимать не хочется.
— Обещаю, ты станцуешь лезгинку.
— Серьезно?
— Почему бы и нет, за мной давно закрепилась слава нарушителя всех правил, поэтому ничего криминального не случится, если я вдруг появлюсь на празднике, и мы с тобой станцуем.
— Твои родственники упадут в обморок.
— Они итак в шоке, что я женился на блондинке, христианке, а благодаря Омару, все знаю, что ты еще дерзкая на язык.
— Омар? Звучит как морской гад.
— Это тот, который тебя похитил.
— А, этот! Нет, ну наглый, просто пиздец!
— Алена!
— Сори, просто у меня эмоции зашкаливают, когда я вспоминаю эту наглую морду. Это ж надо удуматься похитить незнакомую девушку!
— Вообще-то, милая, ты первая себя назвала моей невестой, никто тебя за язык не тянул.
— Вообще-то, иногда надо мозги включать! Хотя стой, это же ты ляпнул, что я хочу быть похищенной! Вот кто тебя тянул за язык? — возмущенно бью Давида по плечу.
— Тебя итог не устраивает? — встречаемся глазами, мой язвительный ответ застревает в горле. Давид первый тянется ко мне, прижимается к губам, осторожно целуя. Робко ему отвечаю. Это какой-то необычный поцелуй. Напоминает поцелуй первых свиданий, когда хочется большего, но боишься спугнуть, боишься получить отказ.
Сзади начинают сигналить. Мы кажется остановились перед очередным светофором.
— Там сигналят, — шепчу ему в губы, чувствуя покалывания от его щетины на нежной коже. Мне это чувство легкого жжения нравится.
— Ничего страшного, объедят, не трамваи, — глухо произносит Давид, вновь беря меня в плен своим ошеломляющим, настойчивым и более наглым поцелуем. Божечки, дай крепкого здоровья этому придурку Омару, что поддался порывам своей горной натуры и похитил меня в пяти минутах от собственной квартиры. Потому что тогда бы я не узнала, как можно потерять не только дыхание, но и голову всего лишь от одного поцелуя.
21
— А можно так туго не затягивать? — мне дышать нечем, девчонка лишь улыбается. С самого утра тут творится беспредел. Точнее началось утро невесты по-кавказски.
— Алена, не ворчи, — бабушка Тамара улыбается, мгновение любуется мной и убегает. Сегодня у нее насыщенный день, мне остается только кивать головой на все, что мне скажут.
— А можно все же подкрасить губы более насыщенным цветом? Выгляжу, как моль, — смотрю на свое отражение, визажист испуганно смотрит на меня, потом на девушку, которая только что помогала мне одевать платье.
— У нас не принято невесту вызывающе красить, — да уж, молчи, покорно стой, еще и поганкой будь. Вздыхаю, оглаживаю юбку шикарного белого платья, расшитого стразами, жемчугами, кружевом. Такого тяжелого, богатого платья я лично никогда не видела. Ни о каком глубоком декольте речи не идет, даже руки до запястья скрыты.
Мне поправляют прическу. Хорошо, что вместо платка цепляют привычную фату метров в пять, если не больше. Если стоять на одном месте все торжество, такую длину можно позволить. Фотограф, видеооператор кружатся вокруг, как шмели. Вообще дом полон людей, спроси кто это такие, я не отвечу. Никого не знаю, но все заходят смотрят на меня, как экзотическую зверушку, что-то между собой обсуждают, уверена, говорят о моей скромной персоне. И вместо опущенной головы, я встречаю со вздернутой бровью каждый направленный на меня взгляд.
В соседней комнате около десяти одинаковых чемоданов, чем они напичканы мне неизвестно, надеюсь купюрами, молодой семье ой как нужна финансовая поддержка. Смеюсь над своими мыслями.
Со мной фотографируются все, кому не лень, желают крепкого здоровья, мудрости, некоторые пускают слезу. Опускаю голову, когда ко мне обращаются совсем пожилые люди, являясь выходцами из эпохи до нашей эры. Бабулик на их фоне выглядит горной козой, все держит в своей властной руке, всеми командует, раздает указания.
Время идет к обеду, я уже устала, кортеж от жениха вот-вот должен подъехать.
— Когда приедете в ресторан, там на входе будет ковровая дорожка, ты должна ее скрутить.
— Зачем? — недоуменно смотрю на бабулика, прислушиваясь к какофонии из сигналов, криков, радостных возгласов. — Вы итак соблюдаете не нужные для меня традиции. Зачем?
— Чтобы люди ничего не говорили. Все шепчутся, осуждают, что иноверка, что не из местных.
— Когда была местная, брак сильно долго не продержался, — скрещиваемся взглядами, хорошо, что мы одни, но кто-то мог зайти в комнату в любой момент.
— Мы еще поговорим на эту тему, а пока будь умницей, слушай меня внимательно. Сейчас придут Мухаммед и Мира, подарят тебе кольцо, ты все это время стоишь с опущенной головой, делаешь вид, что тебе грустно.