Горгулья

Я много читал — в основном детективы и без всякого удовольствия. Мне требовалось чем-то их заменить, поэтому я попросил Нэн одолжить несколько учебников по клинической психологии.

— Наверняка у вас есть что-нибудь по шизофрении, маниакально-депрессивному расстройству, раздвоению личности, что-нибудь такое?

— Я этим не занималась, — ответила Нэн. — И вообще, вам бы следовало читать об ожогах.

Нэн уже принесла кое-какие книги о восстановлении после ожогов, но они так и лежали на столике у кровати. Я их не читал потому, что именно их читать был должен. И мы заключили сделку: за каждую принесенную Нэн книгу по психологии я стану читать одну из книг про ожоги. Нэн сочла это победой и потребовала, чтобы сначала я прочитал одну из ее книг. А уж после ко мне пришел Грегор с охапкой психологических текстов в руках, шурша вельветовыми брюками. Все эти труды он вручил мне и объяснил, что доктор Эдвардс попросила одолжить их из личной библиотеки в его кабинете.

— Но вы же тут еще не спятили, а?

Он так хихикнул, что я заподозрил, не репетировал ли он эту фразу по пути из психиатрического отделения. Я поинтересовался, можно ли психиатрам говорить пациентам такие слова, как «спятил», однако Грегор только смахнул каплю пота со лба клетчатым платком и вместо ответа стал расспрашивать, с чего это меня так интересуют шизофрения и маниакально-депрессивный психоз.

— Не ваше дело, — отозвался я.

Грегор открыл было рот, но лишь улыбнулся и погладил мою крошечную горгулью.

— Симпатичная штучка, — заметил он и пошаркал прочь.

На следующий день ко мне в палату вошла миниатюрная азиатка, на первый взгляд больше похожая на куклу, чем на живую женщину.

Только не спешите думать, будто я пытаюсь утвердить стереотипное представление о том, что все азиатки напоминают фарфоровые статуэтки! Я совсем не такую куклу имел в виду. У этой женщины было круглое лицо, плоский нос и удивительная улыбка. (Я всегда терпеть не мог людей, способных широко улыбаться и при этом не выглядеть идиотами.) Скулы ее были как спелые яблочки, под халатом она носила полосатую рубашку и джинсовый комбинезон и вообще казалась тряпичной детской куклой, только с восточным лицом.

— Привет! Я Саюри Мицумото. Рада с вами познакомиться! — Она сунула мне ладошку и крепко пожала руку.

И даже если я не каждый раз пишу, что она что-то сказала с широченной улыбкой, пожалуйста, отныне принимайте это как данность.

— Что это за имя — Саюри?

— Очень красивое имя! — ответила она с чуть заметным австралийским акцентом. — А теперь садитесь.

Я поинтересовался, с чего она решила, будто я стану слушаться.

— Потому что я ваш новый физиотерапевт, и вы сейчас сядете.

— Вы даже не знаете…

— Я переговорила с доктором Эдвардс. Вы можете сесть! — Саюри выкрикнула это «можете» со странной смесью радости и несомненности. Потом взяла меня под мышки и пошире расставила ноги, чтобы помочь мне выпрямиться. Она предупредила, что от внезапного прилива крови может закружиться голова, а я стал возражать: дескать, не особенно удачная идея.

— Еще какая удачная! — радостно воскликнула Саюри. — Три, два, один… Вверх!

И я поднялся вверх; для куклы Саюри оказалась чересчур сильной. В первую секунду все было нормально, ее руки меня поддерживали. Потом голова закружилась, комната понеслась в странном танце. Саюри поддержала меня сзади.

— Вы замечательно справляетесь! Осторожней… — Она стала опускать меня на кровать и промолвила: — Не так уж плохо было, верно?

— Абсолютно ужасно.

— Кошмар! — Она прикрыла рот ладошкой от притворного ужаса. — Вы и впрямь такой, как говорят! Неужели вам никто не объяснял, что рот ваш — ворота для всяческих несчастий?

Днем я вздремнул, а когда открыл глаза, надо мной стояла Марианн Энгел, и шторы были задернуты. На стуле у кровати висел халат для посетителей; позже я узнал, что Марианн Энгел надела его по дороге в палату с целью утихомирить заметившую ее медсестру, а потом живо сняла. И теперь осталась в уличной одежде: просторной белой рубашке, заправленной в линялые джинсы, под ремень из серебристых дисков. Волосы ее свободно падали на плечи. Лицо было спокойно, глаза сияли — зеленым, определенно зеленым. На правой штанине распластался вышитый дракон.

Наконец-то стало понятно, что я правильно разгадал приятные округлости фигуры Марианн Энгел. Дракон, кажется, был со мной согласен — он заполз наверх от самой лодыжки и обвился вокруг бедра, словно лаская его. Все чешуйки были из цветных блесток; вместо глаз сверкали искусственные рубины. Язык игриво извивался к ягодицам. Когти черными стежками сладко впивались в ногу.

— Мне нравятся твои штаны, — заявил я. — Где ты пропадала?

— Я была занята, — отвечала она. — А штаны мне подарили.

— Кто подарил? Чем занята?

— Джек. — Она подвинула стул ближе к кровати и уселась. — Работала, а потом немножко приболела.

— Так тебе нездоровится? Сочувствую. Кто такой Джек?

— Я уже поправляюсь. Ревнуешь?

— Хорошо. Ты сегодня от врачей не прячешься?

— Не-а. Ревнуешь?

— К Джеку? — Я нетерпеливо фыркнул. — У вас с ним шуры-муры?

— Так далеко я бы не стала заходить. Не хочу говорить об этом.