Горгулья

Чем дальше она читала, тем более знакомыми казались мне странствия Данте и тем сильней они мне нравились, несмотря на то (или, может быть, благодаря тому?) что я лежал в ожоговой палате. Я как-то успокаивался, слушая голос Марианн Энгел, чувствуя сплетение наших пальцев. Я любовался этим смещением, слиянием ее прекрасной и моей чудовищной руки и хотел, чтобы чтение никогда не прекращалось — меня, быть может, пугало, что, когда все закончится, Марианн Энгел уже не пойдет со мной; рука об руку, по моему личному аду.

Едва я поделился с Марианн Энгел этой своей теорией о том, что вряд ли нужно читать «Божественную комедию», чтобы представить себе Ад, она меня поправила:

— Может, это и верно для большинства, но тебе все так хорошо знакомо, потому что я тебе читала свой немецкий перевод.

— О-го… — Такого я не ожидал. — Когда ты это перевела?

— Кажется, лет через десять или двадцать после того, как Данте закончил писать. Мне понадобилось довольно много времени. Я почти уверена, что была первой переводчицей «Inferno», но наверняка такое никогда не угадаешь.

— А когда ты мне читала «Ад»? — поинтересовался я.

— Когда ты в первый раз залечивал свои ожоги.

«Ад» впервые опубликовали в 1314 году. Если Марианн Энгел закончила перевод двадцать лет спустя, значит, мы имеем примерно 1334 год. Учитывая ее прежние утверждения, что она родилась в 1300 году, в то время ей было бы немного за тридцать.

Я расписываю эти даты, однако не забываю, какая это нелепость и, на самом-то деле, небывальщина. Я просто хочу подчеркнуть, что невозможные события происходили по крайней мере во вполне возможной хронологии. Вот что удивляет меня в душевном состоянии Марианн Энгел: безумные утверждения связаны вполне стройной последовательностью.

Поскольку я не жил в средние века, мне потребовалось подробно изучить историю создания этой книги и перепроверить слова Марианн, по крайней мере ту информацию, что я запомнил, на основании фактов.

Любопытно, что события, о которых Марианн Энгел говорила как об исторических фактах, могли бы происходить именно так, как она описывала, если бы только рассказ о древних временах не велся от первого лица.

Несмотря на контроль со стороны Церкви, Энгельталь являлся по-настоящему демократичным заведением, с выборами настоятельницы. Все ежедневные занятия были расписаны в Уложениях ордена.

Описания архитектуры, молитв, изучаемых книг, ритуалов принятия пищи были очень точны. Кристина Эбнер действительно жила в том монастыре и действительно написала «Книгу сестер Энгельталя» и «Откровения». Отец Сандер и впрямь был местным священником, исповедовал монахинь и написал «Gnaden-vita». Книга под названием «Житие сестры Гертруды из Энгельталя» существовала взаправду и была написана с помощью брата Хайнриха и Конрада Фридриха.

Допустим, записей о том, что Хайнрих Сузо посещал Энгельталь, не осталось, но ведь и опровергнуть это утверждение никак нельзя. Если Сузо на самом деле побывал в монастыре в начале 1320-х годов, как говорила Марианн Энгел, так ведь в это время он действительно путешествовал из Страсбурга в Кельн, учиться у Мейстера Экхарта. Так кто же попробует возразить, что по пути он посетил монастырь, который в самых широких кругах считался одним из ведущих в Германии центров мистицизма?

И все равно. Как бы тщательно она ни выстраивала свою хронологию, сколько бы ни изучала немецких религиозных персонажей, Марианн Энгел страдала то ли шизофренией, то ли маниакально-депрессивным психозом, то ли всем сразу. Этого я забыть не могу. Подобным людям свойственно придумывать и населять воображаемые миры: для них это не просто склонность, но натура. А в изложении Марианн Энгел и впрямь, кажется, наличествовали определенные противоречия; к примеру, ни в одном из сохранившихся до наших дней текстов из Энгельталя не упоминается сестра Марианн, нет также сведений по «Die Gertrud Bibel». Указанием на эти упущения я пытался заставить Марианн Энгел признать, что рассказ ее — выдумка.

— Ты усердно искал, правда? — спросила она. — Не волнуйся, это не случайно, что ни обо мне, ни о Библии Гертруды нельзя ничего найти. Мы до этого доберемся, обещаю.

Больницу навестили певцы рождественских гимнов на общественных началах — спели, что «ночь тиха, ночь свята». Санта из Армии спасения притащил печенье и книжки. В коридорах появились украшения.

Нетерпеливое ожидание праздников казалось мне ужасно странным. Обычно я терпеть не мог Рождество; от него во рту всегда оставался привкус заплесневелого пирога с цукатами (и под «заплесневелым пирогом» я не имею в виду престарелую японскую девственницу). В детстве много праздников подряд Грейсы тратили отложенные мне на подарки деньги на метамфетамин, а когда я вырос, Рождество превратилось в банальный перетрах с теткой в красном колпаке.