Гори, гори ясно

Это становилось интересным: Водяра речь про тварь и врага повторял с чьих-то слов, сам он так не выражается. Не его это похабный стиль. Нахватался от кого-то наш любитель выпить.

Как-то похоже на проповедь прозвучало...

— Рода человеческого? — я потер подбородок. — Церковь новый крестовый поход объявляет?

— Церковь нас не спасет, — в запале бросил Вадик, явно снова за кем-то повторяясь. — Только мы сами, своими руками, можем спастись.

Итого, что мы уже выяснили? Что студню качественно промыли мозги. Все то немногое, что обнаружилось в районе пустой антресоли, где эхо, эхо... Таша так про голову Бореевой высказывалась, но к Вадику оно поближе будет. И с религией я промахнулся.

— Вадь, кто хочет спасти тебя... и других? Кто такой умный и заботливый?

Может, так в лоб не стоило спрашивать. Но что уж теперь...

— Они... они... — зрачки Вадика расширились, завращались — ненатурально и жутко.

— Кто? Имена! Кто — они?

Вздулось бесконтрольно пламя, я только и успел, что отшатнуться, сделать шаг назад.

— Твари нельзя узна-а-ать! — вырвался из горла Коломийцева истошный крик.

А потом он булькнул, выпучил глаза, испуганно, недоверчиво и беззащитно. Как-то по-детски. Дернулся и обмяк. Изо рта полилась кровь.

До меня не сразу дошло, что случилось. Что разговор наш окончен, собеседник выпал из обсуждения. Категорически выпал.

Секунд пять-семь я тупил, хватая воздух раскрытым ртом. Взбунтовавшийся было огонь угомонился, скрылся под кожей. Я проверил дыхание — отсутствие такового, поискал пульс. Пнул со всей дури ствол дерева.

Выругался так, что листва зашелестела. Смущенно и укоризненно.

— Ни хрена, — скрипнул зубами. — Разговор не окончен.

Я успел уже проверить, что мой телефон на месте, и даже не выключен, хотя бумажник пропал. В пустую антресоль не залетела мыслишка о том, чтобы проверить чехол на ремне.

Правильный, законопослушный гражданин вызвал бы скорую, милицию, да того же Крылова набрал бы. Вот только у меня выдалось неправильное утро, беззаконное.

— Мих, привет, это АБ беспокоит, — сказал в ответ на хриплое: «Хто?» — Так сложилось, что мне необходима твоя помощь.

Миха: щетина с сединой на подбородке (Михе нет и тридцати), легкая сутулость, метр девяносто худобы и апатичный взгляд.

— Не знал, что у нас тут корпоратив.

Я ждал, прислушивался, осматривался, и все равно пропустил приход Смерти.

— Как и я, выходя поболтать с сотрудником, не знал, что дело кончится всем этим, — повернул к Михе голову так, чтобы он смог увидеть мой красивый затылок.

А потом зашелся нервным, совершенно неестественным смехом.

— Корпоратив... — отдышался и снова захохотал.

— Всякое случается в жизни, — безразлично высказал Миха. — И в смерти.

Меня попустило, судорожные смешки прекратились.

— Время — деньги. И сон, — поучительно продолжил Удовеня. — Как здесь закончим, настоятельно рекомендую тебе хорошенько придавить подушку. Сейчас сходи, погуляй. Проветрись. Вон, хотя бы со свидетельницей пообщайся. Или сообщницей?

— Сейчас не понял? — я, честно сказать, растерялся, заозирался по сторонам.

Возмущенно квакнула лягушка.

— Ясно, значит, свидетельница, — с выражением абсолютного пофигизма на лице и в голосе сказал Смерть. — Покажись, дева озера. Мертвая дева мертвого озера.

— Э?

Определенно, совет про хороший сон был весьма кстати, нервишки у меня тем утром пошли в разнос. Совсем контроль за своими эмоциями и реакциями растерял.

За спиной послышался плеск воды.

— Приглашаешь к себе? — глядя мимо меня, спросил Миха. — Мы не утрудимся, подойдем.

И рукой мне махнул, мол, потопали.

За зеленью вполне ожидаемо обнаружился берег озера. И весьма неожиданно — девушка, по плечи погруженная в воду. Плечи тонкие, шея длинная, кожа бледная.

— Русалка? — вслух предположил я.

Что было резонно: купальщица, даже сильно в воде засидевшись, едва ли станет настолько бледной, чуть ли не до прозрачности.

— Мы не посягаем на воду, дева озера, ты не посягаешь на землю, — озвучил коллега. — Нет между нами вражды и претензий.

— Кроме дыма вонючего, ты хочешь сказать? — наклонила головушку дева. — Знаешь, как вонь над водой разносится? Фу!

«Дева» выглядела лет на пятнадцать-шестнадцать и была отчаянно некрасива. Маленькие глазки с опущенными вниз внешними уголками. По низкому лбу словно струйки воды спускались тонкие пряди волос, то ли русых, то ли серых. Нос, непропорционально длинный, нависал над тонкими губами и скошенным подбородком. Довершали картину оттопыренные уши и мелкие кривые зубы, которые дева то и дело показывала, скалясь. Или то была улыбка?..

Если я верно помнил (тут сразу уточню: помнил неверно), в русалочий «штат» зачисляли девушек-самоубийц. С таким-то отражением в зеркале немудрено было камнем на дно добровольно пойти...

— Дым — это... — начал было я.

— Если вздумал оправдываться, заткнись, — негромко велел мне Миха. — Не смей. Примут, как слабость, откроют охоту. Ты разжалобился от ее вида? Несчастная уродинка, все такое. Забудь. Уродинка поди успела столько за свою недолгую натворить, что иному рецидивисту и не снилось. Успела ведь, а, любопытная?