Гори, любимая, гори! (СИ)

Столько красок… Сочная зелень лугов, наливающиеся спелостью желтые поля пшеницы и ржи. Вдалеке вилась голубая лента реки, за нею полыхало алое маковое раздолье, предвестник мертвоземья. Зловещие развалины обители темного чародея виднелись размытым пятном черноты. И хотя они портили пеструю картину, она продолжала радовать взор. Даже такой огрубевший душой человек, как Паук, чувствовал красоту и попадал под ее влияние. Особенно мощно била под дых она после жизни в столице.

Столица Пантилии не могла похвастаться яркими чистыми красками, удручая приглушенными, словно припыленными оттенками – даже деревья не радовали глаз изумрудом зелени, выглядя уныло и безжизненно.

Больше всего Паук ненавидел красный. Отвратительный цвет крови, колер плаща убийцы магов.

Руки его тоже нередко оказывались алыми, когда Сирский приказывал отправить подследственного к его покровителю – Проклятому.

До встречи со стариком Паук знал: ни один пожиратель не умер от глубокой старости или хотя бы от болезни. Они сходили с ума – и орден их убивал. Использовал, а потом избавлялся. Так кто после этого чудовище? Паук, выпивающий чужие жизни? Тот, которым управляли с помощью ошейника? Или орден, который держит магический поводок от артефакта, душащего за неповиновение?

Все чаще он задумывался о том, как достойнее оборвать свое существование. Уйти, забрав с собой ненавистного магистра. К сожалению, пока ошейник сдавливал шею, к Марку Сирскому ему не подобраться.

Прогуливаясь по боевому ходу в одиночестве, легко забыть о том, кто он и что собственная жизнь ему не принадлежит.

Время текло незаметно, и он не замечал его бег, поглощенный созерцанием Заречного края. И приглушенные голоса не сразу привлекли его внимание. Обернувшись назад, Паук крепко ухватился за парапет, ограждающий от падения во двор.

В саду, посреди грядок с целебными травами, разбитых еще первой баронессой, стояли мужчина и женщина. Магистр и спасенная им целительница. Храмовник что-то говорил, бодро жестикулируя руками. Паук весь обратился в слух, но слова Сирского все равно слышал плохо. Зато острое зрение не подвело – по лицу светловолосой девушки легко читалось, что храмовник произносил малоприятные вещи. И то, как она испуганно прижимала к груди пучок трав, говорило о многом.

В сравнении с овдовевшей баронессой Иванна Цветова не могла похвастаться яркой красотой: невысокая, худощавая, волосы светло-русого, обыденного для Заречного края цвета, приятные черты лица – и все. Хотя нет, Всеотец подарил целительнице выразительные карие очи, которые, казалось, видели человека насквозь. И потому Пауку не хотелось встречаться с ней взглядами – слишком черной была его душа.

Но главное очарование девушки заключалось в том, что она обладала манящим даром…

Паук невольно облизал губы и тут же мысленно цыкнул на оживившегося монстра внутри. Пришлось даже отвернуться, чтобы вид чародейки не будил аппетит.

Нет, он не пил целителей и не собирался в будущем. Жалостливые, безобидные, ответственные они не учили боевые заклинания, даже чтобы защитить собственные жизни. Как таким причинить вред? А тем более лишить светлого дара, спасающего людей?..

Девушка вскрикнула – и задумавшийся пожиратель вскинул голову. Магистр, медленно шагая, теснил целительницу к засохшей яблоне. Когда за ее спиной оказалась преграда, Иванна попыталась ускользнуть в сторону – Сирский не позволил, расставляя руки. Еще один шаг со стороны мужчины – и она прижата к шершавому стволу дерева.

Знакомая ситуация: "волк", большой любитель женщин, нашел очередную игрушку. Только на сколько ночей? Азартные Бьорн с Грокхом наверняка уже сделали ставки…

Пожиратель, стиснув зубы, отвернулся.

V. Побег.

Марк Сирский смотрит на меня так, словно только что сделал бесценный подарок.

– Ваше святейшество, предложение мне льстит. Я счастлива, что храм обратил на мою скромную персону внимание. Безумно счастлива и…

"Волк", снисходительно улыбнувшись, перебивает:

– Орден даст тебе то, в чем ты нуждаешься – защиту. Больше никто не посмеет обвинить тебя в ведьмовстве.

– Да, я понимаю, – согласно бормочу, не зная, что говорить дальше, чтобы не разгневать храмовника.

– Переедешь в столицу, подальше от этой гадости, – он, не оборачиваясь, кивает головой назад, на крепостную стену, – от мертвоземья.

Невольно перевожу взгляд – и обмираю.

Он. Пожиратель магии. Мужчина стоит у парапета боевого хода. Широкоплечую фигуру в красном легко узнать, тем более что не настолько далеко мы находимся, чтобы обознаться. Ох, пресветлое небо, за нами наблюдает пожиратель! Мороз обсыпает по спине.

– Честно говоря, – отвожу взгляд, – мертвоземье меня не пугает, я к нему привыкла.

– Очаг мерзости, магической заразы должен пугать всех, – храмовник подчеркивает голосом слово "должен".

– Простите, неправильно выразилась. Что у мертвоземья, что у столицы имеются опасности, каждая по-своему страшна.

Брюнет вдруг шагает вперед и касается моей щеки. Погладив ее, обводит кончиками пальцев контур губ и многозначительно обещает:

– Я огорожу тебя от опасностей столицы, если будешь послушной.