Глава вторая
В начале зимы 1942 года после захвата Любанского выступа никто на Волховском фронте и представить не мог, что ждет их через пару месяцев. И даже в самых кошмарных снах они не видели май и июнь.
Иван Гуляев, получивший в конце января звание старшего лейтенанта за успешное командование стрелковым взводом, обмывая с товарищами новые кубы на петлицы, никак не мог представить, где и кем окажется через год.
Пил он мало, но общался с нетрезвыми сослуживцами охотно. Больше наблюдал, чем пил. Возможно, поэтому на него обратил внимание капитан Полетаев из особого отдела НКВД Второй Ударной.
В конце января Гуляева неожиданно срочно вызвали в штаб армии.
Не понимая, чего от него ждут, он волновался в пути, пока трясся в кузове полуторки. Дважды за поездку приходилось выпрыгивать из машины и залегать на обочине — летали немецкие самолеты. Чудом добрались по разбитой дороге до деревни, где располагался штаб.
В лицо летел противный колючий снег, хмурилось свинцовое небо, мерзли руки в варежках.
Гуляев нашел нужную избу, представился, и его направили в соседний дом. В особый отдел.
По спине прошел холодок. Снял ушанку, пригладил рыжие вихры, вздохнул.
В избе, в которой стоял особый отдел, было темно и пахло керосином, а за столом сидели двое в васильковых фуражках — один с полковничьими петлицами, другой с капитанскими. Оба изучали доклады из папки, склонившись над освещенным керосинкой столом, и тихо о чем-то спорили. Увидев вошедшего Гуляева, предложили сесть.
Гуляев испуганно сглотнул слюну, машинально поправил ремень на шинели, вытянулся.
— Да вы не тревожьтесь, товарищ старший лейтенант, — сказал особист с петлицами капитана. — Садитесь, садитесь. Мы недолго совсем.
— Я послушаю, — сказал полковник и опустился на табурет в углу, прихватив бумаги из папки.
Лицо капитана казалось добрым — с ярким южным колоритом, сухое, морщинистое, но моложавое, ему явно не исполнилось еще и сорока. Гуляеву почудился тот самый «ленинский прищур» с портретов вождя революции. Почему-то ему хотелось доверять. И почему-то он показался Гуляеву похожим на испанца, хотя испанцев он не встречал.
Гуляев уселся на стул, заерзал.
— Так, где это… — Капитан стал копаться в бумагах, сначала в одной папке, потом в другой. — Я капитан Полетаев, рад знакомству. И поздравляю с новым званием. Читал, что отличились на фронте.
— Так точно, товарищ капитан, — ответил Гуляев. — Повел взвод в атаку и уничтожил пулеметную точку противника.
— Очень хорошо. Вас бы наградить. Что ж в штабе не подумали о представлении… А семья ваша как? У вас вроде незадолго до отправки на фронт сын в Ленинграде родился? Как его… Сергей?
— Алексей, — поправил Гуляев. — Они в Ташкенте уже. Писали две недели назад, все в порядке.
Капитан молча кивнул, не отвлекаясь от бумаг, видимо, ему нужно было услышать только имя. Полковник в углу еле заметно усмехнулся.
— О! Нашел! — И капитан вытянул листок с машинописным текстом.
Гуляев вытянул шею, чтобы рассмотреть документ, но вчитаться не получилось.
Полетаев взял со стола круглые очки, нацепил их на уши, пробежался глазами, перевернул чистой стороной вверх и положил на стол.
— Вы, товарищ Гуляев, знакомы с полковником Ильинским?
— Так точно, товарищ капитан. Встречал его несколько раз.
— На пьянках?
Этот вопрос прозвучал внезапно, ехидно, без укоризны, но с какой-то насмешливой издевкой. Гуляева передернуло.
— Ну, значит, сами знаете, — ответил он. — Я-то пью мало…
— А это я тоже знаю, — продолжил Полетаев. — Меня сейчас не вы интересуете. Выдыхайте. Можете закурить.
Протянул Гуляеву открытый портсигар. Тот взял папиросу, чиркнул спичкой, закурил.
В голове его проносились мысли — одна страшнее другой. Слова особиста, что он их не интересует, звучали малоубедительно. Хотелось верить, но мозг твердил, что верить нельзя.
— Слушайте, вы чего так трясетесь? — спросил Полетаев. — Есть что скрывать?
— Никак нет, товарищ капитан, — ответил Гуляев, а внутри у него от слов Полетаева обрушилась снежная лавина.
— Да шучу я, шучу, — улыбнулся капитан. — Так вот, полковник Ильинский. Он сейчас много пьет, верно?
— Так точно, много пьет. По крайней мере, в последний раз я видел его очень пьяным.
— Да вот не только вы…
Полетаев перевернул бумагу, снова пробежался глазами по тексту.
— У нас тут есть донесение в политуправление фронта. Сообщается, что, цитирую, «борьбу вынуждены вести крепкую, особенно с пьянством. — На этом месте капитан поднял глаза на Гуляева, слегка улыбнулся и продолжил читать: — Особенно с пьянством старшего начальствующего состава. Отдельные из них буквально спились. Полковник Ильинский дошел до того, что пропил свой френч с двумя орденами». — Полетаев положил бумагу на стол, слегка прихлопнул по ней ладонью, вновь посмотрел на Гуляева. — Что скажете? Можете подтвердить?
Гуляев очень хорошо помнил этот момент. Это было совсем недавно — пили ядреный самогон в землянке. Ильинский в тот вечер надрался до невменяемого состояния и много ругался. Гуляеву он не нравился.
После вопроса об Ильинском он почувствовал сладкое облегчение.