Гори, венчальная свеча

– Да! – солгала она, вызывающе вскидывая голову. – Брал! И он, и еще другие! Кто хотел и кто мог покрепче связать меня, чтоб не сопротивлялась!

– Связать? – повторил Сеид-Гирей странно изменившимся голосом.

– Да! – почти выкрикнула Лиза. – Связать, или если их было много, то держать меня, или если у них были плети, то избивать меня!

– Избивать? – Его глаза вспыхнули. – И потом ты больше не противилась?

– А что? – искривила она губы. – Что мне оставалось?

Он прыгнул на ложе, сильным толчком опрокинул Лизу навзничь и словно бы распял ее, придавив ее разбросанные руки и ноги своими ладонями и коленями. Глаза его потемнели от ярости. И тут же в них зажегся золотой огонек.

Теперь она знала, как оплести его прочными тенетами, а самой разорвать свои оковы, но эта догадка была исполнена черною тоскою, ибо вновь мужчина, который обладал ее телом, сделался невыносим ее душе!

Глава 21 Дверь в стене

Как только Сеид-Гирей ушел, перед Лизою появилась Гюлизар-ханым в своих развевающихся черных шелках, а с нею еще добрый десяток молоденьких татарочек и армянок.

После омовения в огромном чане с темной, горячей водой, слегка пахнущей чабрецом, повторилась вчерашняя сцена одевания. Но теперь ей принесли не просто ворох какой попало одежды, а приволокли преизрядный деревянный сундучище с тяжелой крышкой; чтобы поднять ее, даже Гюлизар-ханым пришлось поднатужиться.

Чуть откинулась крышка, из сундука хлынула теплая, душная, благоуханная волна, посыпались сухие блекло-синие цветочки. Лиза узнала лаванду, которой любила пересыпать вещи и белье Неонила Федоровна, исподволь приучив Лисоньку с Лизонькой к тонким ароматам. И странная смесь тоски и ожесточения охватила ее, как всегда, при воспоминании про Елагин дом.

Впрочем, увидав платье, Лиза забыла обо всем на свете. Такого платья она не то что не нашивала, никогда в жизни не видывала!

Было оно сшито по немецкой моде, давно принятой в столичных российских городах, но едва-едва добредшей до нижегородской провинции. Самою роскошною одеждою Лизе прежде мнился простенький черный роброн, которым они обменялись с Лисонькою и который едва не сделался саваном для венчанной жены Алексея Измайлова. Нынешнее же платье… Дух занимался, глядючи на мягкий перелив ясно-голубого шелка, то игравшего глубокою синевою в пышных складках, то жемчужно сиявшего на гладком лифе и узких, лишь до локтя доходивших рукавах, отороченных жемчужно-серыми кружевами.

– Господин наш султан, – неодобрительно поведя бровями, изрекла Гюлизар-ханым, – приказал, чтобы ты отныне носила только лишь одежды Ференгистана[54]. Много добра у него в сундуках, и каждый день ты будешь надевать новое платье, чтобы ярче блистала твоя красота, ибо каждому драгоценному камню нужна своя оправа, не похожая на другие!

Последние слова Гюлизар-ханым проговорила не то торжественно, не то насмешливо, и Лиза поняла, что она повторила повеление Сеид-Гирея, окрасив его собственным отношением к Лизе. Да черт с нею, с этой злюкой! Пока для Лизы важнее всего благорасположение Сеид-Гирея, и уж из этого-то она попытается извлечь все возможное. Она молча отдалась в руки Гюлизар-ханым, которая сноровисто облачила ее в сияющий голубой роброн, проворно, словно каждый день сие проделывала, зашнуровала туго-натуго лиф, заплела пышные Лизины волосы в две косы, перевив их голубыми лентами, а на ноги надела белые чулочки с алыми подвязками и синие сафьяновые папучи, ибо русских или немецких башмаков, которые пришлись бы впору на узкие, сухощавые Лизины ступни, в сундуке не отыскалось.

Придирчиво оглядев дело рук своих, Гюлизар-ханым буркнула нечто маловразумительное: мол, господин наш султан отменно знает толк в женской красоте, из чего можно было угадать, что голубое платье Лизе весьма к лицу. Потом черная великанша сделала Лизе знак следовать за собою.

Они прошли не через те двери, в которые все входили прежде, а через другие, полускрытые ковром, висевшим на стене, и миновали несколько больших, роскошно убранных покоев, в одном из которых натолкнулись на Чечек.

Лицо ее, отуманенное печалью, вновь мимолетно поразило Лизу сходством с кем-то давно знакомым. Большие черные очи медленно заволокло слезами, они влажно блеснули, и Лиза едва не ахнула, столь родным показалось это лицо… Но тут же наваждение рассеялось, ибо Чечек, отшвырнув свое вышивание, молча вскочила и бросилась вперед с явным намерением вцепиться в волосы удачливой сопернице.

Однако на сей раз Гюлизар-ханым такого не допустила и повела Лизу дальше таким быстрым шагом, что они очень скоро достигли ее новых покоев.

Там уже стояли знакомый Лизе сундук с нарядами, то самое зеркало в серебряной раме, в котором она вчера поутру так нежданно узрела свою красоту, низенький столик, уставленный блюдами с разными невиданными сластями. Больше ничего в просторной зале не было, кроме широкого низкого ложа, по-здешнему называемого тахтой.

Оглядевшись, Лиза присела на краешек тахты, заботливо расправив свои широкие шелестящие юбки, и воззрилась на Гюлизар-ханым: