— Ну, Майк, какое супружество? Кто допустит отсутствие молодой красивой жены в течение нескольких месяцев? Особенно если купил ее, как последнее украшение своей жизни? Какие у вас еще были версии?
— Еще мне думалось, что она хотела от меня ребенка. Женщины ведь острее чувствуют свой возраст, верно, доктор? Ей скоро тридцать, хочется родить и не от кого попало. Тут — я. Вот она забеременела, и сбежала.
Зеппли Вайс победно усмехнулся.
— Вы на правильном пути, Майк. Только идете не в ту сторону. Среди перечисленных вами вещей, которые Джули оставила в вашем номере, я что-то не услышал упоминания о таком деликатном явлении как тампоны и прокладки. Вы просто умолчали о них? Или их действительно не осталось?
Майк на минуту задумался.
— Их не было. Они пропали, хотя у Джули всегда имелся запас…
— Тогда как вам такой вариант: не желая становиться вашей женой, Джули пытается от вас забеременеть в течение девяти недель кряду. В то злополучное утро она обнаруживает, что надежда не оправдалась — второй или даже третий раз подряд. Начались месячные… Понимая, что дела не будет, женщина хватает самое необходимое — в данной ситуации это гигиенические средства — и сбегает!
— Да! — воскликнул пораженный Майк. — Пусть так все и было! Но, может, за всей этой историей стоит обычная женская непоследовательность?
— Может, обычная, — пожал плечами врач, — а может, и необычная. Истина откроется нам позже, я уверен. И знаете, Майк, приходите завтра пораньше — а то что-то мы стали слишком поздно заканчивать…
Закрыв дверь кабинета за Майком, доктор прошел в темный угол комнаты, на ощупь распахнул платяной шкаф. Сработали выключатели, зажглись мебельные светильники. Оставив дверцы открытыми, доктор вернулся к столу. В пятне слабого света виднелась рубашка в сине-зеленую клетку. Такую же клетку, как и на рыбацкой рубахе старого Роберто…
Путь Сантьяго. Не всякую дорогу осилит идущий
Путь Сантьяго. Не всякую дорогу осилит идущий
«На большой мне, знать, дороге умереть господь судил»
А. С. Пушкин, «Дорожные жалобы»
Я стою на балконе врачебного кабинета и смотрю на Маттерхорн. Доктор Вайс просил прийти пораньше, и я пришел. Дверь не заперта, его нет. В дневном свете эта комната совсем другая: и стол не так велик, и амуры припыленные не пляшут. Музыки нет.
Вот кресло перед столом, вот кушетка, на которую я скоро улягусь и примусь рассказывать о своей жизни. Словно клубок разматывать, вытаскивая на свет незамеченные ранее узелки, цепкие колючки и всякий событийный мусор.
Это психиатр оптимист: он думает, что ему удастся перемотать клубок заново, уложив очищенные пряди ровными витками. Верю, что удастся. Только это ничего не изменит. У меня есть цель — пока еще недостижимая. Я уже подступался к ней — и мне пришлось отступить. Но даже если попыток будет бесконечно много, я добьюсь своего. Я взберусь на ненавистный мне Маттерхорн, чего бы это мне не стоило!
Что будет дальше? Может, и нечего — это уже не важно. Я не вижу своего будущего после Маттерхорна. Провидцы говорят, так бывает, когда впереди у человека очень серьезные изменения. Настолько серьезные, что он их даже вообразить не в состоянии. Или смерть.
Я не боюсь изменений. Не боюсь я и смерти… Что-то мне подсказывает: умирание — это тяжкое испытание, но смерть — вовсе не конец. Доктор умеет видеть эти подсказки и различает движения подсознания. Он, я уверен, поможет мне понять себя. Поняв себя, я пойму, какое место уготовано мне в этой Вселенной.
Когда понимание придет ко мне, зачем тянуть время? Мне останется лишь взобраться на проклятый Маттерхорн — а там будь что будет! Я пойду по юго-восточному гребню, маршрутом Хернли. Главное — не застревать в приютах и палатках, от которых до вершины рукой подать, и которые позволяют прервать восхождение в любой момент.
Я уверен: Маттерхорн не пускает меня, и если я дам ему возможность распоряжаться мною, он продержит меня на подступах к себе хоть целую вечность! Не так давно я уже предпринял попытку взобраться на эту чертову гору, и слезать пришлось с полдороги — в одежде, пропитанной кровью…
Мной выбран не самый сложный маршрут — но теперь ранняя весна, и мне вовсе не улыбается карабкаться по обледеневшим веревкам с подветренной западной стороны. Да и нет на легких путей на Маттерхорн — что бы там ни говорили разные умники…
* * *
— Вы сегодня раньше меня, Майк!
— Любовался Маттехорном, доктор. Отсюда, из Церматта, он особенно красив и страшен.
— Ну-ну, так уж и страшен… Гора и гора, довольно изящная с виду. Устраивайтесь в кресле, я сварю нам кофе. У меня робуста — крепкая как доминиканский ром и ароматная как йеменский мокко.
— Так не бывает, док! И спасибо, кофе мне не хочется…
— Не бывает только чудес. Технологии — явление всесильное, им подвластно всё. Но как хотите!
Майк устроился на кушетке, закрыл глаза, вдохнул аромат кофе. В Португалии, где он начал пеший путь по маршруту святого Иакова, все пили кофе…
* * *
Решение отправиться в Путь Сантьяго возникло спонтанно.