Гори жить (СИ)

Из пестрой, но довольно однообразной толпы выделялись двое: немец Пауль Сидов, убежденный в исконном родстве славян и германцев, и Алекс, сухощавый и энергичный уроженец… кажется, Алтая? Пауль, абсолютно неспособный усвоить хоть одно слово не по-немецки, получил прозвище «фон Сидоров», и расцветал улыбкой, когда девушки обращали на него внимание.

Алексей слыл неулыбчивым сухарем, его никогда и никто ни о чем не просил — но не потому, что боялся отказа. Непостижимым образом он всегда сам оказывался в нужном месте в нужное время — и брался за дело рьяно, немногословно и рационально.

Огонь в большом котлообразном очаге он разводил скоро и споро, словно проблема сырых дров и отсутствия удобного растопочного материала его не касалась. Если в преддверии шквального ветра требовалось натаскать камней для укрепления пляжного навеса с тентом, Алекс доставлял как раз такой балласт, какой нужен — не крупный и не мелкий, без острых краев и глубоких трещин.

Силы в его руках, украшенных густой вязью татуированного рисунка, мало соответствовали сухощавой фигуре мужчины. Говорят, лишь четыре крепких мужчины могут совладать с одним взрослым шимпанзе — но Алекс, при необходимости, легко справился бы и со стаей разозленных шимпанзе, и даже с альфа-самцом гориллы.

Во всяком случае, когда нужно было приподнять ось пикапа, что втиснуть под нее домкрат — он брался за колесо и приподнимал — и никто из видевших это не удивлялся, так легко и естественно выполнял Алекс невозможные для простого обывателя трюки.

«Сплошная татуировка на руках, — говорил он интересующимся, — многофункциональна. Во-первых, она не дает подлежащим мышцам неметь от переохлаждения и перегрузок. Это чистая физиология. Во-вторых, рисунок должен вдохновлять».

Наслушавшись его, местная детвора выклянчивала бумагу и принималась зарисовывать горы, волны и ограненные кристаллы, украшающие Алексовы руки. Дома они повторяли узоры белой краской и в таком виде приезжали на следующее занятие, и Майк никак не мог понять: нравится Алексу подобное обезьянничество, или он к нему равнодушен.

Алекс единственный шел в воду без костюма из вспененной резины, хотя экипировкой владел самой лучшей. Серферские шорты — недостаточная одежда для купания в холодных океанских волнах! Но ведь у африканской ребятни кроме коротких штанишек и заношенных футболок ничего нет? И Алекс всем своим видом показывал подросткам: ничего страшного! Холодная вода — это даже приятно, особенно если активно двигаться и вставать на волну без долгого ожидания.

Глядя на Алекса, Майк тоже шел бултыхаться с ребятней раздетым, в шортах, а если хорошо грело солнце, то и без футболки. Но когда детей увозили, он надевал неопреновый костюм и упорно осваивал вертлявый и неустойчивый шортборд. Однако океан, однажды показавшийся Майку неласковым, не спешил дарить радость овладения новым снарядом.

Занимался дотемна, и нередко с ним на лайнапе соседствовал Алекс. Словесных советов Майку он почти не давал — просто показывал, какую волну выбрать, в какой момент встать, под каким углом к гребню волны мчать, чтобы скорости хватило и на маневр, и на кураж. Гидрокостюм Алекс не надевал даже вечером, после отъезда ребят.

Близкой дружбы он не водил ни с кем, поскольку в ней не нуждался. Порой поздним вечером то одна, то другая девица, очарованная холодным блеском светло-голубых глаз, пробиралась в комнату к главному герою кэмпа. Алекс никого не выгонял, и, судя по легкости утреннего порхания осчастливленных дам, занимался любовью не менее лихо, чем серфингом. Удивительным было другое: успешный интим не прибавлял ни капли теплоты в его общение с недавней избранницей.

«Каков подлец! Эгоист! Подонок! — восхищенно сплетничали девушки, перекуривая тет-а-тет и закатывая глаза. — Я к нему: сюси-пуси, шуры-муры — а он молчит. Типа секс — не повод для знакомства!»

Отчаявшись завязать полноценные «отношения» с Алексом, они переключали внимание на кого-либо более покладистого: перманентно радостного Пауля, учтивого Майка или любого другого из полудюжины свободных серферов.

Алекса подобные перемены не волновали абсолютно. Он не испытывал ни ревности, ни привязанности, ни вообще эмоций, и, казалось Майку, пребывал в совершеннейшем безразличии к окружающим. Неужели девчонки правы, и он — абсолютный эгоист? Участвующий в волонтерской программе лишь из желания утвердиться в педагогическом подвиге?

Так прошла неделя или немного больше. Майк настолько привык к комфортным условиям, прохладному океану и безмятежному одиночеству в своем номере, что начал скучать. Он уже не болтался на волнах подолгу и вылезал на берег после трех-четырех удачных попыток. Ему разонравилась кухня здешнего повара и остро-соленое вяленое мясо на закуску к местному пиву. Гогот румяного фон Сидорова стал раздражать: как можно смеяться за компанию, не понимая ни шуток, ни вообще слов?