Гори жить (СИ)

Словно шел вместе со всеми — неважно с кем и куда — вперед, к светлому будущему. Но приотстал, а теперь видит: не догнать. Стена перед ним выросла — нет, не стена, стену бы он преодолел или разнес бы на камни — а занавесь. Тонкая до незримости, прозрачная как целлофан, липнет к нему паутиной — и не пускает вперед. Растягивается, подаваясь перед его напором — но держит.

Наверное, ему стало бы легче, если б кто-то или что-то дало понять: этот симпатичный номер с просторным упругим ложем, этот швейцарский городок и эти горы вокруг — его последнее пристанище. Он будет жить столько, сколько захочет сам — но только здесь, а в Москву не вернется и в Гонконг не попадет, и серфить с Джо они не полетят.

Однако ясно предчувствовать будущее человек не умеет, а подсказчиков у него нет.

Крах. Человек бессилен против Маттерхорна

Крах. Человек бессилен против Маттерхорна

«Сладкой жизни мне не много

Провожать осталось дней:

Парка счет ведет им строго,

Тартар тени ждет моей»

А. С. Пушкин, «Из Анакреона»

Сказать, что восхождение не заладилось с самого начала, Майк не мог. Поначалу все шло нормально. Дышалось легко и даже почти не учащенно. Ноги несли уверенно, голова не болела и не кружилась. Майк ощущал себя полным сил — но при всем при том ему хотелось лечь, уткнувшись носом в угол, и лежать не дыша, не думая, и не поворачиваясь к миру.

Он гнал от себя странные ощущения и черные, один другого страшнее и фантастичней, образы. Гнал, а они лезли в голову и силились затуманить разум. Альпинист, идущий несложным маршрутом, может себе позволить отвлечься на посторонние мысли, но когда ты один, а под ногами не пологий косогор морского бережка, а сам Маттерхорн, забывать об опасностях не следует.

Майк и не забывал. Он тревожно поглядывал в небо, ожидая погодных подвохов, но признаков надвигающегося шторма не находил. Он не раз и не два осмотрел свое оснащение; не глядя, на ощупь, звякнул карабинами и клиньями, висящими на поясе, и тоже не нашел ничего экстраординарного.

Подготовленный к подъему всесторонне и тщательно, он должен был испытывать радость — если не от предвкушения победы, то хотя бы от размеренного движения. Однако ни постепенный подъем по круче, ни осознание собственной силы и выносливости удовлетворения Майку не приносили.

Он смотрел вверх, чувствуя себя Атлантом, несущим немыслимую тяжесть небесной тверди — и его ноги подгибались. Он опускал взгляд долу и физически ощущал неодолимое тяготение каменных масс, громоздившихся под ботинками. Каждый шаг давался ему непросто, требуя непомерных затрат душевной энергии.

Затрат — но не потерь. Запас сил не убавлялся, хотя по опыту Майк знал: скоро возникнет первая усталость. Первая, нестрашная, скорее кажущаяся, чем настоящая. Пускай мышцы немного онемеют и станут чуточку ватными! Пусть движения сделаются чуть медленнее — на точность это не влияет. Серьезная усталость — это когда мускулы дрожат, а вместо требуемого мозгом усилия лишь обозначают попытку сокращения. До такого состояния он дойдет еще не скоро!

«Что же тогда? Почему мне не идется? Маттерхорн не пускает? — думал Майк, вспоминая альпинистские байки, сочиненные, большей частью, для оправдания плохой подготовки или банального невезения. — Или это я просто боюсь?»

Мысль о собственной трусости обжигала и подстегивала. Устыдившись, Майк начинал быстрее шагать — но скоро ловил себя на завышенном темпе и заставлял себя двигаться рациональнее, точнее, четче.

Помогало ненадолго. Через несколько минут его снова начинали одолевать смутные предчувствия, кошмарные видения и чувство необъяснимой тяжести. На смену тягостным ощущениям все чаще стало приходить раздражение. Желанное единение с миром каменной стихии — спокойное, глубокое чувство, так знакомое каждому, кто вначале видел себя песчинкой на фоне вздыбленных исполинов, а затем сливался с горами и становился частью вселенной льда и камня — никак не приходило.

Он уже карабкался по крутым уступам, предстоящим вершине Маттерхорна, когда к нему пришло понимание: все не то, все не так. Чувство было резким и четким, словно среди кромешной тьмы ему загорелась и тут же погасла молния, или в густой тишине зазвучал звенящий голос горна.

От неожиданности Майк остановился. Мир вокруг него не изменился внешне — но поменялся кардинально и навсегда, это чувствовалось столь явственно, что ошибки просто не могло быть.

Ошеломленный, он вбил в щель клин, пристегнулся к нему карабином и расслабился — насколько это возможно во время восхождения. Мысли его путались. Он знал, что в его жизни все хорошо, правильно и успешно. И одновременно с тем в нем росла уверенность — все в его жизни плохо, причем настолько плохо, что хуже некуда, и даже жить теперь незачем.