Горячая верста

В лесу на взгорке белели стены домов. У крайнего дома — три дерева. Черные ветви контрастно рисовались на фоне неба. И вспомнилась картина — такие же деревья и голые ветви…

Из леса донеслись крики:

— Ребята!.. Несите сушняк. Костер разводить будем!..

Разбрелись по лесу. Феликс взял за руку Настю, потянул за собой. И в один миг в душе Егора похолодало. Он делал все машинально и все дальше уходил от того места, где остановились ребята.

Лес неожиданно кончился, Егор снова увидел Волгу, синюю даль лесов на той стороне! У сосны заметил человека. То был Феликс. Егор повернулся и пошел было в лес, но Феликс его окликнул. Подошел к Бродову, спросил:

— Чего тебе надо?

Долго смотрели друг другу в глаза.

— Ходишь, как тень, по следам. Противно! — наконец проговорил Феликс. Тонкие губы его дрожали, ноздри побелели и вздувались, точно ему не хватало воздуха.

— Я… как тень? — не понял Егор.

И надвинулся на Феликса. Тот отступил к обрыву, отклонился, словно ожидал удара. Егор схватил его за «молнию» куртки. Схватил одной рукой, но сила его была так велика, что нейлоновая куртка затрещала и в нескольких местах лопнула.

— Ты лучше скажи, для кого «Молнию» писал? И стан оболгал. И меня?.. Ну-у!..

Феликс приоткрыл рот, но ничего не сказал. В глазах его поселился страх, один только страх. Будь он человеком смелым, волевым, он бы оттолкнул Егора — ведь силы и у него хватало, но Феликс имел вид растерянный и жалкий.

Но Егор сдержался; не ударил Феликса.

— Подлец! — процедил Лаптев сквозь зубы. — Руки об тебя не хочу пачкать! Но знай: я тебя презираю, как только человек может презирать человека. И Настя тут ни при чём. Знай это!..

Егор отпустил Феликса, и тот, почувствовав свободу, отступил назад. Он сделал несколько широких шагов к обрыву, и… сорвался, полетел вниз. И в тот же момент Лаптев услышал женский крик:

— Егор!.. Что ты наделал!..

Не сразу понял, что кричала Настя. Повернулся: она бежит к обрыву, на ходу кричит Егору:

— Спасай его!.. Он разобьется!..

— Нет уж… — ухмыльнулся Егор. — Он тебе нужен, ты его и спасай.

Настя метнулась к обрыву, спрыгнула вслед за Феликсом. Егор подумал: «Значит, там не так круто, если и она… за ним».

Подошел к костру, положил свою стопку дров рядом, привалился спиной к дереву. Стоял, смотрел, как огонь одну за другой пожирает потрескивающие ветки сухих деревьев. Он не знает, сколько прошло времени, ему казалось, очень мало — как вдруг у костра появились Феликс и Настя. Правая пола куртки у Феликса была испачкана в глине, на щеке ссадина.

Настя, потеснив Егора у ствола сосны, тоже привалилась спиной к дереву, и так, чтобы никто из хлопотавших у костра её не услышал, проговорила:

— Ты с ума сошел! Егор и бровью не повел в её сторону. В голосе Насти он не уловил дружеского участия. Тревогу Насти за судьбу Феликса он расценил как проявление любви к нему.

Сомнений на этот счет не оставалось.

Пообедав у костра, продолжили прогулку по Волге…

4

У подъезда гостиницы Феликс задержал Настю.

И хотя она выказывала явное нетерпение, просил побыть с ним ещё минуту. Егор, проходя мимо, сделал вид, что считает их уединение естественным.

Феликс, оставшись наедине с Настей, виновато и как бы извиняясь, сказал:

— Ну, дикарь твой Егор! Я говорил тебе, от него надо держаться подальше.

— Во–первых, ты мне этого не говорил; во–вторых, он такой же мой, как и твой.  Она сейчас говорила искренне, потому что была недовольна Егором. Его поступок она тоже считала диким. Так, в конце концов, не поступают. Сбросить человека с обрыва!.. На такое надо решиться!..

— За что он… тебя? — спросила Настя.

— А поди–ка узнай у такого идиота! — нажимал на одну и ту же педаль Феликс, — Может, вы с ним!.. Щуры–муры крутите?.. Так из–за ревности. Черт его знает! Он объяснять не станет, предисловий не любит. Медведь и тот добрее.

— Ты, Феликс… вот что… Насчет шуры–муры брось. Не будь пошляком. А вообще–то… — Она задумчиво посмотрела на окно Егорова номера. — Я его отказываюсь понимать. Впрочем… — Настя махнула рукой, пристально посмотрела в глаза Феликса. — Кто знает, какая кошка между вами пробежала…

Тем временем Егор закрылся в своем номере, лег в постель. Но заснуть не мог. Да и не пытался. Надо было ему осмыслить свое положение, принять какое–то решение. О будущих концертах и о своей артистической карьере, начавшейся так неожиданно, Егор не думал. Бессмысленными, ненужными казались ему сейчас любые жизненные предприятия и затеи.