Шабалин внимательно посмотрел на него. Этот крепкий, атлетически сложенный чекист, конечно, хорошо проявил себя при поиске и задержании диверсантов, однако его педантичность и какая-то чуть ли не детская готовность перевалить ответственность на другого не нравились начальнику Особого отдела 50-й армии.
– Вы считаете, он говорит неправду? – Шабалин пристально посмотрел на своего собеседника.
Что мог ответить Никаноров? Он не верил, что немецкий агент смог проникнуть в штаб армии или – тем более! – в штаб фронта. С другой стороны, в жизни может случиться самое разное…
– Протокол допроса диверсанта у вас с собой? – Шабалин поёрзал на стуле, показавшемся ему в тот момент очень неудобным.
– Так точно, с собой.
Никаноров раскрыл папку и вынул оттуда несколько листков с машинописным текстом. Гитлеровского агента успели подробно обо всём допросить. Майор взял протокол допроса, но не спешил читать.
– Известны приметы немецкого агента, скрывавшегося в Васильевке?
Старший лейтенант под пристальным взглядом майора признал:
– К сожалению, приметы этого агента только самые общие. В Васильевке никто ничего конкретного сказать не смог. Что же касается взятого нами в плен унтер-офицера Кульчицкого, то он тоже даёт достаточно противоречивые показания.
– Ну хоть что-нибудь вам известно?
– Да, кое-что известно. Это мужчина среднего роста, лет тридцати – тридцати пяти, со славянским типом лица. Волосы русые. Цвет глаз не установлен, предположительно карие. Каких-либо особых примет нет. Вот только он немного хромает на правую ногу. Это, наверное, последствие ранения. Хорошо говорит на русском языке. Скорее всего, русский является для него родным языком. Проявляет интерес к немецким пистолетам системы «Вальтер».
Майор усмехнулся, впрочем, улыбка получилось у него не очень весёлой. Естественно, попробуй, отыщи немецкого агента по таким приметам. Легче иголку в стогу сена найти, чем его в полосе Брянского фронта.
– По таким приметам долго придётся его искать! Ваши предложения, товарищ старший лейтенант?
– Есть у меня одна мысль, товарищ майор госбезопасности. Кульчицкий, думаю, сможет опознать человека, которого он видел в Васильевке. Проведём осторожно опознание сначала тут у вас в штабе, а если будет нужно, то и в штабе фронта.
– Так, так… Продолжайте! – майор оживился. В его глазах зажглись огоньки заинтересованности.
– Если агент здесь, то Кульчицкий его опознает. Пообещаем ему сохранить жизнь, а если начнёт юлить – пригрозим расстрелять по закону военного времени.
Шабалин помолчал немного.
– В вашем предложении, конечно, есть рациональное зерно, – наконец сказал он. – Только нужно получить разрешение на эту операцию от товарища Бегмы. Если он даст согласие – тогда организуйте опознание. Только так, чтобы никто ничего не заподозрил! Найдите подходящий предлог. Думаю, разрешение вы получите. С этим проблем не будет.
53
Лейтенант Генрих Рош устало облокотился спиной о сосну. Ему хотелось есть, пить и, самое главное, спать. После схватки с русскими он остался один. Всех его подчинённых убили. Он надеялся, что убили. Ведь мёртвых нельзя допросить, а на допросе русские смогут «развязать» язык даже самому преданному стороннику Гитлера.
Болели все мышцы. Такой нагрузки он не испытывал уже давно.
Генрих посмотрел на часы. Девять часов утра. Нужно было идти. Ему уже до предела надоели эти русские леса. Пора выбираться к своим. Вот только до линии фронта ещё далеко.
Отдышавшись, Генрих пошёл дальше. Очень хотелось пить. Его рука время от времени прикасалась к фляге, но воды там давно не было. Но где здесь в лесу её найдёшь? Разве что речка. Правда, она немного в стороне от направления, в котором он шёл, но ради глотка воды он готов сделать небольшой крюк.
К речке лейтенант Рош вышел через час. Он припал к земле и стал внимательно осматривать окрестности. Никого нет. Прошло пять минут, десять… Наконец немецкий диверсант вышел из своего укрытия и направился к воде. Он шёл медленно, готовый при малейшем признаке опасности стрелять, бежать обратно в лес.
Возле воды Рош немного расслабился. Умываясь, он улыбался, так приятно было чувствовать на своём лице, лбу, шее прохладную воду. Потом он набрал во флягу воду и бросил в неё таблетку, чтобы сделать её питьевой. Он не любил пить воду, обеззараженную таблетками. Делал это только в очень редких случаях, когда ничего другого не оставалось.
Подождав несколько минут, Рош припал губами к горлышку фляги и начал пить. Он даже глаза закрыл, чтобы остальной мир не мешал ему.
– Здесь недалеко есть родник, – внезапно раздался чей-то голос, и немецкий диверсант от неожиданности чуть не подавился.
Откашливаясь, он судорожно расстёгивал кобуру, но тут заметил, что перед ним стоит всего лишь какой-то белобрысый мальчишка в выцветшей коричневой рубашке с длинными рукавами, закатанными по локоть, и в старых брюках, которые для него уже были явно маленькими. В левой руке он держал удочку, а в правой – ведро, в которой плавало несколько рыбёшек.
Рош немного успокоился.
– Что ты сказал?