Горячее лето

Она как будто прочитала его мысль, немного отстранилась, притихла. Время от времени они вслух вспоминали недавнее прошлое: Ленинград, институт, распределение. Владимир боялся, что она заговорит про Асю. Мария опасалась, что он спросит о причинах ее согласия ехать в Сибирь. Хитрить не хотелось, а прямо сказать, что она дала согласие, только после того, как узнала о его решении — глупо и, кажется, бессмысленно…

Вечер темнел, наступала ночь. Когда они повернули обратно, Маня сказала:

— Не надо. Я дойду одна.

— Нет, — возразил он.

«Провожанье туда и обратно, как у влюбленных», — с какой-то острой, внезапно нахлынувшей тоской подумал Владимир.

— Ты в войну была в эвакуации?

— Да, в Ташкенте. Работала ткачихой.

— Нравилось?

— Не очень. Просто надо было работать.

— И училась?

— Ага.

Она не стала рассказывать, что в сорок втором у нее, восемнадцатилетней девчонки, на руках оказались больная мать и братишка-третьеклассник. Что за всю войну она, кажется, ни разу не наедалась досыта. «Зачем? Сострадание — обидное чувство, унизительное».

На прощанье он крепко, по-дружески потряс руку гс сказал:

— Спасибо, Маня.

— Не за что, Володя.

Возвратившись к себе, Маня снова достала план поселка, посмотрела на него затуманенным слезой взглядом, подумала: «Неужели я это делала только ради него, Карпова?»

Она сняла жакет и шляпку, убрала в шкаф. У нее один жакет, одни туфли, одно хорошее платье. А вот шляпок — четыре. Без шляпок никак нельзя…

Маня села за письмо. «Мамочка, дорогая! Поскорее приезжай с Сашкой. Мне одной очень, очень грустно…»

IX

Начальник жилищно-коммунального отдела завода Никодимов растерялся.

В его ведении находился Степной поселок. Нелегкое дело быть начальником ЖКО строящегося завода. Хлопот — полон рот. И ремонт старых домов. И сантехника поселка. И противопожарный надзор… Начальник ЖКО сбивался с ног.

А теперь еще эта беда. Она пришла неожиданно со стороны комсомольской организации строителей. Начальник оказал мужественное сопротивление. Он, человек обстоятельный, видный, благообразный, сперва пытался урезонить молодежь уговорами, как расчетливый дипломат, чтобы выиграть время. Увы, на каждый его строгообоснованный довод следовал десяток доводов противоположного лагеря.

В общем, речь шла о сплошном озеленении доверенного ему Степного поселка, что означало немыслимые и невиданные доселе хлопоты. Война оставила множество прорех — знай латай их да штопай. А тут загорелось — зелень, видишь ли, оздоровляет быт, повышает жизненный тонус и все такое прочее.

Борьба стала неравной, когда по милости тех же комсомольцев Никодимову пришлось провести полчаса в кабинете директора завода. Песенка была спета… В довершение всяческих неприятностей, неизбежных на его посту, он теперь попал в настоящую кабалу к молодежи.

Больше всех досаждала сероглазая блондинка из стройуправления. Она приходила с грандиозными планами, со схемами и расчетами. Появилась даже карта почв поселка. Впрочем, интересовалась она не только озеленением. В общежитиях привередливее санинспекции она придиралась ко всякой всячине.

Комсомольцы бросили Никодимова в водоворот стремительных и незапланированных событий.

…Девушка вошла к нему в кабинет со словами:

— Все готово, товарищ начальник. Посадки назначены на воскресенье. Стройуправление и завод выделяют по пять заправленных машин под вашу команду.

Никодимов учтиво поклонился, одернул пиджак и поправил галстук. Эта девушка в изящной шляпке всегда готова неутомимо сражаться за свои планы. Она невольно вызывала к себе чувство почтения.

— Прошу вас, — указал начальник на стул, соображая, что два дня пропадут целиком. А работы вокруг — бескрайняя уймища! — Может быть, так с вами договоримся: я на себя возьму лопаты, ломики. А остальное…

— Что вы! Мы не позволим себе лишать вас законных прав… А вот все вновь построенные дома управление будет сдавать вам вместе с посадками. Это теперь наше строительное правило.

Пожалуй, она немножко иронизирует насчет «законных прав», но это у нее получается так мило, так добродушно, что обидеться невозможно. Ах, как он поддался, почти покорился обаянию девушки со светлыми локонами! Отступление теперь начисто отрезано. Он сделал последнюю слабую попытку, цепляясь, как утопающий, за соломинку:

— Запоздали мы с вами, Мария Игнатьевна. Прошли золотые дни весенних посадок. Пропадет труд понапрасну.

Веткина успокоила его, сославшись на рекомендации работников лесопитомника.

— Простите меня, дорогая Мария Игнатьевна, — заговорил затем Никодимов подкупающе теплым тоном, — живете вы не здесь, а в городе. Почему же вы, я бы сказал, так самоотверженно стараетесь озеленить Степной?

— А как же? Стройуправление его достраивает. Наш поселок должен быть лучше всех.

— Он же не ваш, а наш. Принадлежит трубопрокатному заводу!

— О-о! Да вы что же, против?

Веткина обычно не повышает голоса. Только брови взлетают вверх, и от этого на лице возникает выражение удивления и сожаления.

Никодимов покачал головой, потянулся к телефонной трубке.

— Алло! Дайте мне гараж. Да, да, срочно.

Надо было спешить. Воскресенье не за горами.