Горячее лето 42-го

– Да. Извиняйте, не мог удержаться. Вы такие серьезные. Если проще, то я обладаю магическими способностями. Сын ведуна из русской линии, вот и помогаю нашим. Хотя какое тут наши, взяли и расстреляли меня. Кстати, вот справка о результате работы военно-полевого суда. Можете себе на память оставить.

Они, подсвечивая фонариком, изучили справку, пока я закрывал горловину, продав канистру в магазин. И спрыгнув, отряхивая руки, услышал следующий вопрос:

– И как это может быть?

– Да черт его знает. Я раньше даже лечить мог. Верите или нет, но руки и ноги людям отращивал за секунды, в дивизии полковника Песочина, под Харьковом дело было. Только я перенапрягся, и способность исчезла. Не знаю надолго ли. Ладно, ночь не бесконечная, я планирую через Буг перелететь до рассвета, так что летим дальше.

Они помогли выкатить самолет, и мы, устроившись в салоне, взлетев, полетели дальше. Я надеялся, добравшись до белорусских лесов, высмотреть партизанские отряды, главное, чтобы у них связь с Большой землей была, и передать им спасенных. Дальше уже спецы Берии эвакуируют их к своим, думаю, тут его люди будут работать, и моя задача будет выполнена. В задании не было указано, кому их передать, вот я и своевольничал. Говорить в полете не представлялось возможным, если только на ухо кричать, тем более я в летном шлемофоне сидел и в полете успевал прослушивать эфир. Причем уже через десять минут после взлета понял: нас искали так, что лучше бы мы остались пережидать на земле. Узнав о побеге сына Сталина, подняли тревогу везде. Но не это главное, чем дальше мы летели, тем чаще стали запрашивать, что это за самолет пролетел недалеко от них. Для экономии времени и топлива я летел по прямой, так что засекли нас, еще как засекли. Тут же стали искать возможность перехватить этот самолет, то есть нас, сообразив, кого могут вывозить. Пришлось уходить с курса и совершать облет польских населенных пунктов, да сесть на дозаправку. Авиационного топлива больше не осталось, канистра с моторным маслом, да и то ополовиненная, я купил пять канистр с авиационным танковым, залил, будь что будет, и мы полетели дальше.

Никаких изменений или падения мощности так и не заметил, может, немецкий пилот, что меня пилотировать учил, мне солгал, что он не годится для их техники? Надо у настоящих летчиков или лучше авиационных техников узнать, может, подскажут что. До рассвета оставалось часа полтора, когда мы все же перелетели Буг, старую границу СССР, где-то в районе Белостока, вон, куда нас увело маневрирование, чтобы уйти от поисковых групп. Обоих пассажиров я уже предупредил, так что они тревожно всматривались в ночное небо, выискивали опасность. Пару раз сообщали, что видят в небе самолеты, карта подтвердила, что не ошиблись, и мы в сторону уходили. Я пытался лететь на максимальной скорости, но из патрубков начало вырываться пламя, что нас сильно демаскировало, так что пришлось вернуться к крейсерской скорости в сто пятьдесят километров в час. Даже скорее сто сорок. К тому же пару раз приходилось подниматься на пятьсот метров, а где и на тысячу. Причина банальна – встречный ветер, я искал и находил попутный, который даже помогал нам.

Перебравшись через Буг, я летел дальше, делая зигзаги, поглядывая на тактическую карту. Не мелькнут ли где зеленые огоньки. Мне нужно, чтобы они были в большом количестве, чтобы подтвердить, что это партизанский отряд, которых тут должно быть уже порядочно. До рассвета час, топлива после всех маневров на сотню километров, так что должен успеть найти. И действительно нашел. Нет, было немало зеленых маркеров внизу, но в малом количестве, а мне нужно, чтобы не населенный пункт был, а в лесу стоянка, и не меньше пятидесяти человек, а лучше больше. Вот и нашел явно лесной партизанский лагерь, где горело три сотни зеленых точек, и что важно, там была одна красная. Как интересно. Приметив в километре от лагеря неплохую полянку, сделал вокруг нее несколько кругов, генерал выстрелил через форточку осветительной ракетой вниз, и, пока та скакала по траве, я определил, что сесть можно, поляна небольшая, сто на сто метров, овальной формы, не затоплена, и совершил посадку. Слегка потрясло, но сел, в конце похрустев кустарником, в который мы, теряя скорость, въехали. Что я отметил, в нашу сторону выдвинулись три десятка зеленых точек, явно на шум. После посадки мы покинули самолет, и я сообщил своим пассажирам, быстро скидывая форму офицера СС и надевая советскую командирскую форму без знаков различия: