Горячее лето 42-го

Фу, ты! Пропасть, какая! Вот так и думай, в другой раз, как начальству угодить. Я уже к выговору приготовился, а мне, оказывается, чуть ли не почетная грамота полагается! Ну, куда же деваться, слово командира — закон для подчиненного! Протянул флягу лейтенанту. Тот, принял ее из моих рук, сделал небольшой глоток и вернул обратно. Дожевав свой кусок хлеба, с кусочком сала, которое, как и прочие харчи Зиновьев извлек из своего сидора, лейтенант с удовольствием похрустел небольшим огурчиком, закончил с едой, достал из кармана пачку папирос и предложил нам закурить. Табачок у Владимирова был классный, по крайней мере, лучше той махорки, которой нас старшина снабдил вчера. Присмотрелся к названию — старый знакомый, оказывается. 'Беломорканал', табачная фабрика им. Урицкого, город Ленинград. Пойдет, за неимением лучшего. Не война, а курорт какой-то. Если бы не мысли о судьбе своих товарищей и одной девушки-санинструктора, с которой хотелось встретиться как можно быстрее. Да еще эти чертовы сапоги, снятые с покойников, которыми сейчас, хочешь, не хочешь, а заниматься придется, все было бы просто замечательно.

Ладно, шутки в сторону, время-то идет. Пора бы и делом заняться. Такими темпами мы и за два дня тут не управимся. Завершив перекур, мы втроем, отправились дальше и вскоре прибыли на то место, где прежде располагался санвзвод, бывшей нашей, 300-й стрелковой дивизии. Сказать по-чести, я сначала не узнал это место. Потому, что сейчас, тут изменилось буквально все: заметно прибавилось палаток, народ деловито сновал туда-сюда, военврачи раздавали приказания, санитары и медсестры в темпе все исполняли. По меньшей мере, развертывался медсанбат, а то и, судя по размаху, целый полевой госпиталь. И с техникой у них было все в порядке — меж деревьев, затянутые маскировочной сетью, стояли несколько крытых грузовиков. Мы остановились и наблюдали за всей этой суетой.

Владимиров, тормознув, спешащего куда-то по своим делам сержанта медицинской службы, задал ему несколько вопросов. Выяснилось, что наш санвзвод, кроме хирурга и еще нескольких врачей, влился в состав 144-го медсанбата, 124-й дивизии. Личный состав, почти всех санитаров и медсестер, ввиду острой нехватки последних, распределили и отправили по подразделениям. Ну, это ладно, надо, так надо. Но затем, словоохотливый сержант, пользуясь тем, что нашлись свободные уши, наплел нам всяких небылиц, будто за язык его кто тянул. Про высаженный этой ночью немецкий парашютный десант, про, якобы, жаркий бой, разгоревшийся на территории санвзвода и, чуть ли не о десятках погибших и раненых, с обеих сторон. Сержант был, несомненно, мастером художественного слова, так как рассказывал он, обо всем этом, очень увлеченно. Прямо, заслушаться можно. И другие, на нашем месте, непременно поверили бы ему. Но то другие, а мы-то знали, что приключилось тут на самом деле. Поэтому, Владимиров, не дослушав до конца, оборвал сержанта и строго спросил:

— Товарищ сержант! Вы все это видели своими глазами?

Медик смутился, вначале, но затем, видно недовольный, что ему не верят, лихо 'перевел стрелки':

— Извините, товарищ старший лейтенант, но если вы мне не верите, то вон там, — он указал рукой направление, — лежат трупы, этих самых парашютистов. Только одеты они, почему-то, в нашу форму. Там даже часовой стоит, и никого, даже близко, к ним не подпускает.

И сержант торжествующе посмотрел на Владимирова. 'Что, мол, съел?'.

— Ты-то почем знаешь, что это именно немцы, и непременно парашютисты? Послушать тебя, так можно подумать, что ты их самолично ухлопал!

Зиновьева раздражал этот сержант-пустобрех, явно вешавший нам лапшу на уши. Которую перед тем, ему самому, кто-то умело навешал. Именно потому, Михаил и спросил:

— А теперь рассказывай, да смотри, не вздумай врать. Кто тебе наболтал всю эту ерунду?

Медик, похоже, обиделся и, если бы не присутствие старшего лейтенанта, несомненно бросился доказывать свою правоту. Но, вместо этого, он, сжав губы и бросив в сторону Зиновьева презрительный взгляд, обратился к Владимирову:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите идти?

— Отставить! — 'тормознул' его наш командир. — Для начала — представьтесь, по форме, как положено. А во-вторых, сообщите нам, будьте так любезны, откуда у вас сведения про парашютный десант и про все остальное?

— Сержант Мельников, — нехотя буркнул медик и как-то вяло козырнул. Потом, недолго думая, добавил:

— Вы не имеете право меня задерживать и допрашивать. Вы, извините конечно, товарищ старший лейтенант, у меня свое начальство имеется. Так что, разрешите идти?

Это он зря так сказал. Владимиров обижаться не стал, но такое нахальство, решил, видимо, просто так не спускать. Поэтому, старшой наш, спокойно так и говорит этому сержанту, но в голосе его я уловил угрожающие нотки:

— К вашему сведению, товарищ Мельников, я как раз имею, таки, право задерживать и допрашивать всех, кого сочту нужным задержать и допросить.