Горячее лето 42-го

— Это вы о чем, товарищ сержант?

— Да, все о том же, — собирая свой ППШ, не спеша отвечал Тимофеев. — Она, два раза уже, прибегала. Думала, проснулись вы…

— Так, какого же… — начал, было, я, но вовремя спохватился. — Почему же вы меня не разбудили?

— Она сама просила, не тревожить вас. Хорошая, такая, дивчина! — ехидно усмехнулся сержант. — Везет же, некоторым. Непутевым.

Да! Один — один. Умный парень, этот Тимофеев, несмотря на кажущуюся простоту. Взял-таки, реванш. А Степан, явно довольный, произведенным на меня впечатлением, смотрит и снова загадочно улыбается. Что? Есть еще один туз в рукаве?

— Товарищ лейтенант! — закончив с автоматом, обратился сержант к командиру взвода. — Разрешите, мы, с красноармейцем Калмыковым, на свежий воздух выйдем?

Александров, мельком взглянув на нас, снова погрузился в изучение своих бумаг:

— Далеко не уходите. Скоро вы мне будете нужны. Все до одного. Ясно?

— Ясно! — откликнулись мы.

— А вы, — встав из-за стола, сказал Тимофеев, обращаясь к своим подчиненным, — помогите ребятам, если что у них получаться не будет.

— Не беспокойтесь, товарищ сержант, — ответил за всех, пожилой, усатый ефрейтор, — что нужно покажем, что не ясно подскажем!

Мы, со Степаном, двинулись к выходу. И тут, Александров, оторвавшись от бумаг, задал вопрос, ни к кому, вроде бы, конкретно не обращаясь. Но, было ясно, что ответ, он ожидал услышать, именно от Тимофеева:

— А где, у нас, Шмаков прохлаждается? Что-то я его давно не видел.

Сержант скривился, как от зубной боли. Видимо, Шмаков, у него уже в печенках сидел:

— Товарищ лейтенант! Сколько раз я его предупреждал, а ему, все, как об стену горох! Опять, наверное, у старшины ошивается. По крайней мере, я его никуда не посылал. Может, Зиновьев его озадачил, что бы без дела не сидел? Товарищ командир, — видно было, что Тимофеев разволновался не на шутку, потому что, рубанув воздух ладонью, он категорично заключил, — нужно срочно принимать меры! Я думаю так — если он здесь, дисциплину нарушает, значит, и в бою на него нельзя будет положиться! Очень, уж, он разболтался, за последнее время.

Но лейтенант, на удивление, спокойно отреагировал на эту бурную речь. И, когда сержант, хотел добавить что-то еще, Александров перебил его:

— Может, его действительно Зиновьев куда-то послал. Разберись, где Шмаков. Потом доложишь, и если будет необходимо, меры примем непременно. Все понятно? Свободны.

— Есть! — отрубил Тимофеев.

Вскинул руку к пилотке и, хлопнув меня по плечу, сказал:

— Пошли, жених!

Мы вышли из землянки. Видно было, что сержант, очень сердится на Шмакова и недоволен результатом разговора с лейтенантом.

— Он у меня допрыгается! — никак не мог успокоиться командир отделения. — Сколько раз я его предупреждал, чтобы заканчивал свои походы к старшине. Но до него, я смотрю, не доходит!

— Давно Шмаков пропал?

— Сразу, после похорон. Пока, значит, хоронили мы, товарищей наших погибших, вроде рядом был. Потом, гляжу, а его и след простыл! Руку даю на отсечение, к Звереву побежал, поминать. Ладно, — немного успокоившись, продолжал сержант, — мы, с ним, позже разберемся, от всей души. Я, что сказать-то хотел. Девушка эта, с кухни, два раза прибегала. Анной, что ли, ее зовут? Но, уж больно крепко вы спали, мы вас, даже, на похороны будить не стали. Да, и Зиновьев, не велел вас трогать. Ну, и она, просила не будить. Мне показалось, случилось у нее что-то, уж больно грустная она была. Я ее, так прямо и спросил: ' — Может, помощь, какая нужна, или еще что требуется?'. 'Нет', говорит, 'спасибо, ничего не нужно'. Потом, правда, записку написала и попросила тебе передать.

Он вытащил из кармана гимнастерки небольшой клочок бумаги, свернутый вчетверо и, протянул его мне:

— Вот, держи.

Я схватил драгоценное послание, развернул, и быстро прочитав несколько строчек, написанных ровным, школьным почерком, ничего не соображая, посмотрел на сержанта. Потом, перечитал еще раз и, поняв все, погрустнел. Да, красивая сказка закончилась. Этого, в принципе, и следовало ожидать. Руки мои опустились.

— Что случилось? — забеспокоился, глядя на мою кислую физиономию, Тимофеев. — От ворот поворот? Да ладно, не грусти, в жизни всякое бывает. В нашем положении, так даже лучше.

Слушал я сержанта невнимательно, поэтому, до меня не сразу дошли его слова. Но, когда дошли, светлая мысль посетила мою голову:

— Товарищ сержант, а который час?

— Полвторого, — посмотрев на свои часы, сообщил Тимофеев. — Ты чего? Куда заторопился? И вообще, рассказывай, давай, что там у тебя с этой Аней приключилось. Ты ее бросил, или она тебя?

'Генератор идей' у Степана, выдавал одну версию за другой и, явно страдал от недостатка информации.

— Да нет! — приободрившись, ответил я. Шанс, хоть и небольшой, у меня все же был. — Все нормально у нас. Просто уезжает она, в два часа. Ее, с подругами, в тыл отправляют. Попрощаться хотела. Ёлки зеленые! Что же делать-то, товарищ сержант? Может можно что-нибудь придумать?

Тимофеев, выслушав меня, усмехнулся, посмотрел еще раз на часы и сказал: