Горячее наследие (СИ)

Так считает она.

Так считает весь двор.

Возможно, так гласит даже древнее пророчество.

Какое именно – девица ещё не придумала.

– Пожалуешься мамочке, Аби? – Фыркнули хором, ни на миллиметр не сдвинувшись с огромной кровати на таких монументальных столбах, что, поутру, легко фантазировать, как на них качаются висельники.

– Пожалуюсь папочке, - слишком спокойно отчеканила брюнетка. Братьев как ветром сдуло.

Впрочем, напоследок Яков не отказал себе в изысканном удовольствии:

– А Его Величество в курсе, кто сюда… - он обвёл рукой комнату.

– …и сюда… - Адам подхватил, указывая куда-то в район сестринского живота.

– Вхож?! – Вражеским воплем гаркнули оба и вылетели прочь. На опережение с огнём, запущенным из-под пальцев Абигаиль.

Зимние каникулы только вступали в ту пору, когда на разноцветных стёклах замка появляется ледяное кружево, и старшей, и по совместительству единственной дочери адского семейства было скучно до безобразия. Потому что после безобразия она скучать не привыкла. И, будь её воля, Аби осталась бы на рождественские каникулы в академии, полагая, что один белобрысый однокурсник тоже нагородит предкам с три короба, лишь бы не улетать домой.

И не дать ей заскучать.

Их знакомство было паршивым с первого же дня.

Давиду несколько месяцев, Абигаиль около полугода, и оба младенца лежат в своих люльках, которые подруги сдвинули, рассуждая, в кого там носы, и чьи пятки эффектнее сморщились.

Дамочкам есть о чём поговорить: мать девчушки – бывшая непризнанная, заставившая потечь крышу самóго сатанинского сына, а ныне Короля Ада; мамаша парня – едва ли не самая богатая демоница во всём Нижнем мире, Мими – дочь Мамона, жениться на которой был бы рад каждый дворянин и которая отдала своё сердце скромному сыну Да-Когда-Он-Уже-Откинется-Учителя-Фенцио.

Соседство в люльках Абигаиль не по вкусу. А внимание матери, поделённое на два, не нравится ещё больше. Малышка уже владеет чарами и пару раз кружила геритского кота под потолком, а потолки в Чертоге достойные. Она поджигает рюшу конверта, в который закутан Давид, не имея ни малейшего понятия, как зовут сопливый комок в опасной близости.

Ответная реакция не заставила ждать: мальчик вопит так до театральности истошно, что Мими подскакивает к сыну, уверенная – у неё только что появились первые седые волосы.

А когда выясняется, что ни одна сладкая ножка не пострадала, мысленно рукоплещет отпрыску – тот ни на миг не заткнулся, только наращивал громкость крика, привлекая взгляды, как под театральными софитами.

Именно эта, заявленная с самого начала, модель их общения задала тон на долгие столетия.

Абигаиль около трёх земных лет, и её мама ходит с огромным животом и таким недовольным выражением лица, что Викторию Уокер сторонится даже муж. Дочь, конечно, в папкиной команде поддержки, поэтому не отлипает от него, но держится на почтительном расстоянии. Гувернантки успели растолковать Аби, что значит «король» и «королева», а сам отец пригрозил посадить в башню, если та продолжит таскаться хвостиком, вызывая у всех вокруг не столько ужас при виде Владыки, сколько сплошное умиление от крадущейся следом дочки.

– Что за башня? – Оживляется крошечная копия высокопоставленного отца.

Абигаиль нарядили в чёрную парчу, украсили волосы рубиновыми заколками, обули в ботфорты лучшей выделки, но у неё высокомерный, шкодливый нос, успевший вымазаться в золе, который чихать хотел на элегантность.

«И в какую Огненную Бездну ты успела его засунуть, глазастая?».

– Башня, в которой запирают провинившихся принцесс, – Люций делает рукой жест, означающий, диалог закончен.

Как жаль, что трёхлетней девчушке до его намерений никакого дела.

– Там будет дракон, пап? Или его птенцы, пап? – Она в ужасе, что их может не оказаться. Вдруг принцесс принято запирать на потеху принцам-хлюпикам, как в сказках, рассказанных няньками? Что ж ей прикажете тогда делать?

Аби рано усвоила, корона из чёрного обсидиана и трон, утыканный черепушками, четыре из которых она отковыряла с месяц назад, однажды достанутся ей. Ведь других наследников у царской четы нет.

Но если сообщить отцу, что черепушки стали отличными, новыми головами её куклам, о крылатой твари можно забыть.

Когда, за ужином, отец тихо шепчется с каким-то адмироном, Абигаиль сидит под скатертью на другом конце стола и подслушивает.

– И как её самочувствие?

– Как у всех беременных, - вилка скрипит под пальцами Люцифера, согласная покрошиться.

– Поёт колыбельные и вышивает одеяло геральдикой?

– Хочет сжечь замок, раз у грязнокровки не вышло, - хмыкают в ответ. – Но это за завтраком. К обеду Уокер требует скальп Шепфы и ежа с запахом росы.

– Опасная человеческая дочь, я ещё в Школе не списывал государыню со счетов… Какой срок у Её Величества?

– Мать твою! – Вилка согнута и отлетает в сторону. – Да почём я знаю? Срок, на котором её злит, как я дышу!