Ритку старались утешить все, кто мог. Ее навещали коллеги по «Антуражу», господин Симонян даже прислал в больницу огромную корзину цветов с запиской, что ее место будет ждать ее выздоровления. Приходили ее приятели и знакомые, до которых доходила весть о ее трагедии. Она же многое готова была отдать, чтобы о ней вообще забыли.
— Знаешь, Анютка, — с горечью сказала она, — это ужасно, что весь город знает, насколько я глупа! Обо мне не забудут никогда, будут пальцем указывать на меня на улицах и говорить: «Вот идет дура, которая втюрилась в бандита, а он наслал на нее дружков, чтобы те выколотили из нее денежки и ненужного ему ребенка».
В этом месте она обычно начинала плакать, и все, что бы ей ни говорила Аня, вызывало у Риты еще большие потоки слез.
Надо сказать, что ее молодой организм довольно-таки скоро включился в процесс регенерации. Сошли с лица ссадины и синяки, прошли гематомы, срастались понемногу ребра. И даже волосы отросли смешным ежиком.
Но, несмотря на внешние признаки выздоровления, в сердце у нее саднила огромная рана, не желавшая затягиваться. Она постоянно думала о том, что с ней приключилось, пыталась выискать в прошлом момент, когда она допустила ошибку, проглядела, в кого на самом деле она влюбилась. Она, не прекращая, играла сама с собой в игру «Что — если бы да кабы», придумывая миллионы вариантов происшедших событий.
Конечно, она принимала успокоительные и антидепрессанты, но лучше себя не чувствовала.
После выписки она уехала вместе с мамой в Кореновск. Ей не хотелось возвращаться в свой оскверненный дом. Ее любимая квартира, которую с таким трудом отстояли мама и ее друзья, вызывала у нее ужас. Нет, она никогда не сможет там чувствовать себя нормально! Ее дом осквернил Самуил Витт — своей любовью и предательством.
Приближался Новый год, самый веселый праздник всех времен и народов. Но Ритка, сидевшая затворницей в четырех стенах, ничуть не радовалась предстоящим народным гуляниям. Целыми днями она рисовала и читала классиков, стараясь как можно реже выходить на улицу, тем более что там и не пахло зимой, а изо дня в день лил заунывный мелкий дождь.
Теперь она знала не понаслышке, что такое русская хандра. Она никак не могла возродить в себе вкус к жизни, казалось, внутри у нее — пустота, вакуум. Часами Ритка могла сидеть, уставившись в книгу, не видя при этом ни строчки.
Ей совершенно не хотелось возвращаться в Краснодар, встречаться с людьми, выходить на работу. Ритка, словно улитка, пыталась спрятаться в себе, как в домике, опасаясь окружающего мира. Тетя Люда, переживавшая за дочь, радовалась каждому приезду Ани, которая хоть как-то могла расшевелить угрюмую Маргошку.
В субботу в гости приехали Аня с Олегом и затащили в дом какие-то коробки.
— Вот, привезли вашей дочке подарки, — смущенно заметил Олег, отвечая на пылкие приветствия тети Люды.
В дверях показалась Марго. Она расцеловалась с Аней и подставила щеку для поцелуя Олегу.
Он теперь носил линзы и выглядел совсем иначе, чем в дни их былого общения. Исчезло растерянное выражение незащищенности, свойственное всем очкарикам, а на место ему пришла спокойная уверенность в себе. Он перестал одеваться, как подающий большие надежды семиклассник, и оказалось, что у него неплохая фигура. Но все эти метаморфозы Ритка отметила как-то отстраненно.
За обедом гостям удалось кое-как расшевелить Ритку, и она стала принимать участие в разговоре чуть живее, чем раньше. От ее внимания не ускользнуло, что подружка слишком перевозбуждена, а Олег смущен. И они оба изо всех сил старались делать вид, что ничего такого не происходит.
Пока какие-то выводы делать было рано, но Ритке показалось, что между этими двумя летают невидимые флюиды — уж больно странно они себя ведут. А почему бы, собственно, и нет? Олег — весьма серьезный молодой человек, способный оценить в женщине ум, благородство и честность, а у Ани — переизбыток порядочности. Ритка подумала, что эти двое могут быть счастливы вместе.
Впрочем, ее мысли резко изменили направление, потому что Аня, то и дело поглядывая на подругу, начала сообщать последние новости.
В начале декабря в горах, на дне ущелья обнаружили машину, в которой нашли сильно обгоревшие останки трех человек, не подлежащие идентификации. А недалеко от этого места валялась борсетка, видимо, выпавшая из салона, когда машина кувыркалась с обрыва. В ней лежали документы на имя Самуила Витта.
— Неизвестно, — услышала она голос Ани, — то ли им кто-то помог, то ли они сами свалились в пропасть…
Вот и все. Ритка даже зажмурилась, не в силах переварить эту новость. Его больше нет! А как же месть?!! Лежа без сна долгими ночами, она представляла, как кидается на него при встрече, рвет ногтями и зубами его красивое лицо. Она мечтала, что наймет киллера, и тот засадит ему пулю в лоб. Она в воображении заманивала его к себе в квартиру и травила ядом. Ах, господи, какие только кровожадные идеи не рождались у нее в мозгу! И что же, не бывать этому? Она не сможет отомстить чудовищу, искалечившему ее жизнь?