Горячие агентессы французской полиции Фрида и Гитта распутывают пять дел

Молчание Бена затянулось неприлично долго. Фриде и Гитте казалось, что пауза длится целую вечность. Неужели Бен всё-таки выдаст их нацистам? А если не выдаст, то ответит он в конце концов или нет?

И вдруг Бен начал быстро что-то писать. Закончив, он свернул записку и вместе с карандашом вернул её Фриде.

— Пара ингредиентов была записана неверно, — сказал он сухо. — А теперь я попрошу вас покинуть кухню. Моя работа требует сосредоточенности. Я не хочу, чтобы посетители вмешивались.

Парочка поваров захихикали. Фриде и Гитте не осталось ничего иного, как уйти прочь. Обеим девушкам казалось, что их только что унизили. К тому же это хихиканье и насмешливая ухмылка помощника шеф-повара только подливали масла в огонь. Записку Фрида развернула только тогда, когда они вышли на улицу. Там рукой Бена был приписан адрес, а ниже было сказано: «Встретимся через три часа».

Три часа спустя Фрида и Гитта пришли по указанному адресу и оказались у Бена дома. Они с любопытством оглядели комнату — здесь было на что посмотреть. На стене висело распятие, на комоде лежал большой нож, похожий на мачете, а рядом с ним стояла искусно вырезанная деревянная статуэтка, изображавшая нагую филиппинку.

— Если вы ищете фотографии генерала Дугласа Макартура, то зря стараетесь, — сказал Бен. — Я три года сражался с американскими войсками, которыми командовал его отец, Артур Макартур-младший, и другие генералы.

— Я думала, что Испано-американская война продлилась совсем недолго, — сказала Гитта.

— Верно, война США против Испании шла четыре месяца. Но затем началась другая, в которой Америка воевала уже против Филиппинской республики. Эта война тянулась три года, американцы убили триста тысяч филиппинцев. Но не меня, — Бен взглянул на комод. — Это мой нож-итак, которым я вырезал ту женскую фигурку. Американцы называют такие ножи «боло». И — да, эти тёмные пятна на рукояти — это кровь…

— Нам, наверное, не стоило приходить сюда, — сказала Гитта.

— Нет-нет, конечно, стоило, — возразил Бен. — Времена изменились. Японцы вторглись на Филиппины и творят там страшные зверства. Американцы теперь сражаются на нашей стороне. Я постараюсь помочь вам всем, чем могу. Но прежде чем мы перейдём к делу, я хотел бы сказать вот что: мой родной язык, тагальский, — совсем как французский.

— Неужели? — спросила Гитта.

— Вижу, вы удивлены, — сказал Бен. — Но так и есть. Я был моряком сорок лети научился говорить на самых разных языках, включая майянский, алеутский (это язык эскимосов) и кечуа, на котором говорят жители Перу. А еда? Да, французская кухня неплоха, но в деревнях Южной Америки умеют готовить такие блюда, которые могут посрамить парижские рестораны. Впрочем, я увлёкся, — спохватился Бен. — Просто, если говорить начистоту, вы, французы, порой бываете слишком заносчивы.

— Что есть, то есть, — согласилась Фрида. — И вы отлично владеете французским, акцент едва уловим.

— За сорок лет хождения по морям я научился быстро схватывать чужие языки, — Бен немного помолчал. Потом сказал: — Я ведь до сих пор не знаю ваших имён и того, что вам от меня нужно.

— Я Фрида.

— А я Гитта.

Бен смотрел на них выжидающе.

— Есть один немецкий офицер… — проговорила Фрида. — Мы хотим его убить. Но если мы это сделаем, нацисты в ответ начнут карательные меры.

Бен был невозмутим.

— И что же?

— Мы думали о том, чтобы сделать это не так явно, — сказала Гитта. — Что, если мы используем яд? Нам известно, что филиппинцы мастера по части ядов.

— Когда-то некоторые филиппинцы действительно разбирались в ядах, — покачал головой Бен, — но сейчас это секрет практически полностью утрачен.

Фрида и Гитта не скрывали своего разочарования.

— Извините, что зря потратили ваше время…

— Нет, послушайте, — остановил их Бен. — Мой отец был надменным испанцем. Но моя мать была родом из филиппинской деревни. Она немало знала про ядовитые травы, про медуз и про змей. Она научила меня кое-чему. У меня есть причины думать, что она в конце концов отравила своего жестокого мужа. Как бы там ни было, она заполучила дом и маленький участок земли.

Бен невесело усмехнулся.

— Большинство из тех ядов невозможно изготовить здесь, во Франции. Но некоторые — можно. Все они крайне опасны. И вы не умеете с ними обращаться.

— Мы понимаем… — начала было Фрида. Бен остановил её жестом.

— Есть один яд, с которым вы справитесь, — при должной осторожности. Когда-то я и сам убивал с его помощью. Возвращайтесь сюда завтра в тот же час…

На очередном тайном собрании в винном погребе ресторана «Синий кабан» Поль объявил:

— Товарищи, мы должны убить полковника Ганса фон Вирта в течение трёх дней.

Собравшиеся глухо зашумели.

— Серж, что насчёт оружия? — спросил Поль.

— Один мой приятель раздобыл мне немецкую винтовку «Маузер 98». Стащили с одного армейского склада.

— Хорошо. Она намного лучше, чем наша винтовка Монтейля.

— Если вы застрелите полковника фон Вирта, нацисты в ответ начнут карательные меры, — пыталась увещевать Гитта. — Они схватят многих ни в чём не повинных людей и расстреляют их.