Горячие головы

— Я говорю, на фига молодым трындеть о неполноценности коммунистов. Стоит ли повторяться? Они это сами прекрасно знают. Вы же за кратчайшее время выплеснули на них кучу негативной информации. Фишка в другом. Надо звать молодых к избирательным урнам. Чтобы пошли, чтобы проголосовали. А за кого — они сами догадаются.

Нельзя сказать, чтобы эта мысль стала для Зудова полным откровением. Отдельные сотрудники высказывали нечто подобное. Но очень тихо и в кругу старых друзей. Ведь директива сверху получена, и не рядовым чиновникам ее менять.

— Сочинить красивый слоган типа «Голосуй, а то проиграешь!» и всеми музыкальными средствами вдалбливать ее в голову наших фанатов, — развил свою мысль музыкант.

— Ну, я не знаю, у меня несколько другие инструкции, — промямлил Зудов.

— Да наплевать мне на твои инструкции! Их составляли замшелые чинуши, отказывающиеся понимать элементарные вещи. Нельзя тупо говорить человеку «нельзя». Кстати, на эту тему есть замечательный афоризм: «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Ты улавливаешь, к чему я клоню?

— Кажется.

— Навязчиво запрещая, мы добьемся того, что часть молодых проголосует за компартию. Только потому, что мы назойливо предлагали сделать обратное.

Беседа с музыкантом привела Зудова в отчаяние. Артисты явно собираются сделать по-своему, игнорируя указания высокопоставленных составителей инструкции. Как ему поступить? Бить тревогу, отменять турне, уходить вместе с деньгами? Или пустить все на самотек? Все же Семен Михайлович был человеком здравомыслящим и после бессонной ночи отважился на второй вариант. Он угадал, блестяще выполнив задание и при этом зашабашив маленько деньжат. Некоторые исполнители отказались от гонорара, сказав, что выступают по идейным соображениям. «Зажрались!» — вместо благодарности мысленно напутствовал их Зудов.

Его работу признали успешной. Кроме того, Семену Михайловичу пришла на ум одна шкодливая мыслишка. В своем районе он пустил слух о том, что коммунистами, уверенными в своей победе, якобы уже подготовлены списки неугодных им людей. Провинившиеся разбиты на категории. Одни подлежат немедленному уничтожению, другие — ссылке в лагеря, третьей, самой многочисленной группе, предписывалась трудотерапия в свободное от основной работы время как лекарство от демократической заразы. И еще утверждалось, будто коммунисты намерены ввести сухой закон и любой человек, пойманный на улице в нетрезвом виде, тоже высылается в лагеря, а хозяева самогонных аппаратов будут расстреливаться на месте без суда и следствия. Этот бред, сочиненный Зудовым под влиянием книг о сталинских репрессиях, успешно пошел в массы. Коммунисты как могли от него открещивались и грозились подать на клеветника в суд. Только кто ж им поверит и где искать того самого клеветника? И соседи, встречаясь у подъезда, с улыбкой говорили:

— Повезло твоему, Владимировна, ему назначат всего-навсего исправительные работы.

— Да, повезло. А твой напрасно высовывался. В лучшем случае его сошлют в лагеря, а то и расстреляют.

Вроде пошутили, встретившись, однако на избирательных участках эти женщины подали голоса за демократов. Точнее — против коммунистов. На всякий случай. Может, и слухи, а может, правда, так зачем рисковать судьбами близких людей.

Победу отмечали широко, с размахом. Гуляли, подражая главному демократу, до помутнения мозгов. По ходу получали ценные подарки и даже медали, словно за выигрыш настоящего сражения. А когда протрезвели, увидели, что есть враг куда опаснее коммунистов, коварный и засасывающий, будто трясина. Назывался он нищетой подавляющей части населения. И как выбраться из этой трясины, никто точно не знал. Назывались десятки рецептов, но в большинстве своем они вызывали только недоумение. Топтание власти на перепутье, как известно, закончилось дефолтом. Зудов не успел его толком почувствовать. Он некоторое время пожинал плоды своей успешной деятельности, а затем пришло время отрезвления. Концертный тур и слух о грядущем коммунистическом терроре были расценены кем-то сверху как успешная идеологическая работа. И Семена Михайловича направили по этой линии. Уяснив свои перспективы, Зудов ужаснулся. Ну какой из него идеолог? У него даже нет соответствующего образования, теоретическая база нулевая. А главное, идеология — это слова без соответствующего материального фундамента. То есть крайне ограниченные возможности для роста личного благосостояния. Как человек, успевший заматереть на государственной службе, Семен Михайлович отлично это понимал. И развил лихорадочную деятельность, желая сменить фронт работы. В конце концов его бросили на дороги. То ли в наказание, то ли предоставив тихую гавань. Мол, с нашими дорогами за тысячу лет ничего не смогли сделать, и ты сиди не рыпайся. Мог ли тогда Зудов предположить, что его ткнули носом в настоящую золотую жилу.

Глава 18

Комбат жарил рыбу. Он вываливал оттаявшие кусочки в муке и бросал на сковородку в кипящее подсолнечное масло.