Горячие точки на сердце

Пошевелил пальцами ног, почесал волосатую грудь. Встал, напился тепловатой воды из графина. Вроде и разговор с Верховным закончился благополучно, в том смысле, что он вышел из его кабинета живым и невредимым, хотя уже и не надеялся на лучшее. Теперь только бы до дому добраться, а такм родные горы прикроют его. Суд Аллаха?.. Но он уж как-нибудь сумеет договориться с ним, отмолить свои грехи. То, что Рукайтис-Дрожжина погибла — трагическая случайность, а его вины здесь ни капельки нет: ну что могло измениться, если бы он вместе с ней поехал на задание? Да ничего. Уж не говоря о том, что сама Елена была категорически против того, чтобы он сел с ней в машину. Правда, Верховному ничего не докажешь: он стоит на своем, и точка. Но завтра на рассвете он улетает.

И хотя у Верховного муллы руки длинные, но дома, в горах, можно будет предпринять какие-то определенные меры предосторожности…

Он почти успокоился и начал было засыпать, но вспомнил взгляд Верховного, обращенный на него и пылающий какой-то первобытной ненавистью, и сон мгновенно слетел с него.

Не дал ничего и метод подсчитывания овец, прыгающих через плетень. Он считал их и до трех, и до половины четвертого, но сон обходил его, как говорится, седьмой верстой. Наконец, отчаявшись заснуть в эту ночь, он лежал неподвижно с широко раскрытыми глазами, вперив взгляд в прямоугольник двери.

Освещение в комнате снизилось до минимального. Можно было встать и вовсе выключить последнюю едва мерцающую панель, но не было никаких сил подняться. К тому же он боялся спугнуть едва-едва приноравливающийся к нему долгожданный трепетный сон.

Неожиданно прямоугольник двери начал медленно и беззвучно отворяться. Может, он спит уже и действие происходит во сне?.. Магомет-Расул даже ущипнул себя за руку, но дверь продолжала беззвучно отворяться. Хотел закричать — но горло не могло издать ни единого звука, только какое-то змеиное шипение.

На пороге комнаты показалась безмолвная фигура, и истерзанному бессонницей шейху почудилось, что это… фигура самого Верховного. Да, эту высокую, величавую, чуть сутуловатую фигуру с широкими плечами он узнал бы из тысячи.

Вошедший прикрыл за собой двери — тихонько щелкнул язычок — и неспеша приблизился к койке, на которой лежал Магомет-Расул.

Да, это вошел Верховный.

— Ну, как ты, готов в путь? — спросил он.

— Г…готов… Я еще с вечера сложился… — ответил мулла, у которого зуб на зуб не попадал.

— Смотри, потому что это путь в один конец. Возврата не будет, — негромко произнес ночной гость.

— Я… н…ничего не з…забыл, — пробормотал шейх, который все еще ничего не понимал.

— Тем лучше, — решил ночной гость и присел на его ноги.

— Пусти… Больно… — прохрипел шейх.

— Ничего. Это последняя боль в твоей жизни.

— Смилуйся ради Аллаха!..

— Вот так, я думаю, умоляла моя голубка, когда к ней подступила смерть, — сказал Верховный. По всей видимости, он не спешил с какими-либо действиями, и Магомет-Расул понемногу успокоился: быть может, ночной его гость просто поговорить с ним перед отлетом, выбрав для этого столь экзотический способ общения; а смутные угрозы и малопонятные слова — просто его склонность к мелодраматическим эффектам, которой Верховный всегда отличался.

Сонливость окончательно слетела с гостя, и он, еле сдерживая стон, внимательно посмотрел на Верховного: ни холодного, ни горячего оружия при нем не было, он окончательно успокоился. Только ноги невыносимо ныли под непомерной тяжестью большого и костистого тела. Но Магомет-Расул решил, что чем терпеливее он будет, тем быстрее ночной гость удалится во-свояси.

Последний, однако, уходить не собирался.

Он снова велел подробнейшим образом повторить — до мельчайших деталей! — версию гибели Рукайтис прямо на огневом рубеже, версию, которую изложил ему «крот» из черкесских органов милиции, тощий мент, получавший от Магомета-Расула деньги за каждый бит информации.

— Святейший! — не выдержав, взмолился наконец приезжий. — Встань, умоляю тебя, ты ноги мне раздавишь.

— Скорее я тебе глотку раздавлю! — как-то по-будничному просто произнес Верховный и неожиданно повалился всей тяжестью на приезжего.

Ввиду внезапности нападения мулла ничего не успел предпринять, только судорожно дергаясь. Верховный, все время оставаясь в перчатках, между тем выдернул из-под головы своего гостя подушку и, наложив на лицо, принялся душить.

Отчаяние удесятерило силы шейха. Он извивался вьюном под тяжестью навалившейся на него туши, хватая воздух разинутым ртом. Изо рта его вырвался какой-то звериный вопль.

— Покричи, покричи, легче будет, — проговорил Святейший и изо всех сил налег на подушку.

Через несколько мгновений тело перестало дергаться.

— Спи с миром, — произнес Верховный и с минуту постоял над распростертым телом. Затем водрузил подушку на первоначальное место, не снимая перчаток, придал голове более естественное положение и не спеша удалился из комнаты, снова ее заперев своим универсальным ключом.

Затем пошел прочь, никем не замеченный.

* * *

Между тем, в КЧР, судя по всему, приближался пик напряженности.