Горячие точки

Наконец вперед вышел человек, назвался Рамзаном. Спросил, чего надо. Когда узнал, что продуктов, сказал, что сейчас подойдет глава администрации, а сам вернулся в толпу.

Нам принесли ковш воды и угостили сигаретами.

Гуся все понимает. На мгновение он отрывается от ковшика с водой, едва заметно пожимает плечами и снова пьет, как ни в чем не бывало.

Подошел глава. Хамзат Башаев, лет сорока пяти, приземистый, седой чеченец. Одет просто, не то что молодежь.

– Отец, нам нужен барашек, картошка и все такое. Взамен напишу расписку. Поедешь в Нохчи-Килой, там наши стоят, они тебе дадут бензин. Годится?

Договорились быстро. Хамзат куда-то ушел и вернулся с человеком, который вел барана.

На листочке из моего блокнота Дима написал расписку. Ее тут же спрятали в карман.

В разговоре мы узнали, что палатки посреди села ставили весной сами же военные – для беженцев, чьи дома были разрушены бомбардировками. Но не завезли кровати, и палатки пустуют.

– А где же беженцы?

– Их взяли к себе родственники.

– Так зачем же тогда палатки?

– Ну как же, зима скоро...

Действительно, в горах уже вот-вот ляжет снег. Но если бездомным нашлось место в домах у родни, никто не пустит их зимовать в палатках. Даже если туда поставят армейские железные кровати. Родственные отношения, традиционное горское гостеприимство, и все такое.

Может быть, Хамзат имеет в виду другое – то, что палатки нужны боевикам; что по ночам они приходят в село, а в дома их пускать боятся. Вдруг федералы действительно, как и обещали, шарахнут по дому, который приютит людей с оружием? И это даже хорошо, что палатки пусты. Нет кроватей, нет и вопросов, можно даже пощипывать военных за скупость. А боевики – народ привычный, переночуют и без кроватей, на земле, под брезентовой крышей, им за это деньги платят.

Стаю вертолетов, летящую на Ботлих, высадку десанта, пешие походы групп, ищущих в тумане свои высотки – все это местные жители видели. В селе знают, что мы в горах застряли и что рано или поздно у нас кончатся продукты, поэтому экспедицию ждали еще вчера.

– Вы там, на Шариламе, минировали?

– Нет, мы больше мины не ставим. Война закончилась.

– А то ведь нам там косить...

– Садись на трактор, довези нас до Шарилама, сам убедишься, что дорога свободна.

Оказалось, что ни один из тракторов не исправен, даже тот, который у нас на глазах только что выезжал в поле. Ни у кого нет и солярки.

Ну и ладно. Теперь бы только поскорее отсюда выйти.

Безклубов всматривался в ту сторону, где два дня назад можно было рассмотреть Шаро-Аргун. По карте до него километров семь, можно постараться достать минометами. Хотя, конечно, ни о какой точности на таком расстоянии не может быть и речи. В горах ветер носится как хочет и на пределе дальности рассчитать место разрыва очень трудно. Даже, наверно, невозможно. Тем более что сейчас не то что Шаро-Аргун, даже окраины своих позиций скрывает туман.

Группа Козлова вышла в полдень. Час туда. нет, два часа – туда, пять – обратно. Должны успеть вернуться до темна.

– Ноль-третий, ноль-третий, выставь человека на левую дорогу, пусть посмотрит там мою группу, пусть посмотрит мою группу. Как понял, прием?

Ноль-третий – это комбат Романюта. Он с группой сидит прямо над Шаро-Аргуном. Но он тоже в тумане, ничего не видит, кроме себя.

– Ноль-первый, у меня за дорогой уже наблюдают.

– Смотри, чтобы они там друг друга не перестреляли по ошибке!

– У меня дозор ниже, там тумана нет, видимость прекрасная, не то, что у меня.

– Понял. Жду доклад, жду доклад. Все, конец связи. Восемь солдат, два прапорщика, офицер и корреспондент с Гусей. Тринадцать человек. Кто из них тринадцатый?

– Командир, а если они к темну не успеют?

– Тогда будут ночевать вместе с дозором Романюты. Если догадаются, конечно.

– Лучше бы не догадались. Замполит ведь не знает, где люди Романюты, и ночью, в темноте они друг друга точно перестреляют.

Подъем

16.30.

Пошли назад. До темноты два с половиной часа.

Местные мужчины так и остались стоять у поворота. По-моему, их даже стало больше.

В селе как по приказу вдруг появились женщины. Они выносят нам продукты. Набралось несколько мешков и дюжина пакетов с картошкой, помидорами, сыром, хлебом и всякой всячиной. Каждому на плечи легло килограмм по двадцать. Охотнику досталась самая тяжелая ноша – почти полный мешок с картошкой.

На выходе из села подошли прикрывающие нас Мага, снайпер и связист.

– И ишака не дали? Вот сволочи! Как же мы барашка потащим?

Барашек молодой, жирный, не поскупились местные, весит, наверно, не меньше полста кэгэ.

– Если его зарезать, будет вдвое легче.

– А кто резать будет?

– Кто умеет, тот и будет.

– Леха Самохин, вроде умеет. У него, видал, какой нож на боку?

– Так и что, что нож. Может, он кидать его умеет, а барана не зарежет?