Читаем Горячие точки полностью

В последнее время по инициативе Мартынюка в клубе начал работать видеозал, для которого лейтенант Саттаров, имевший полгорода родственников и знакомых, доставал новые кассеты. Кстати, что там сегодня? Ага, «Коммандо»! Лешка видел этот фильм уже три раза и не собирался пропускать в четвертый. Правда, теперь похождения бравого полковника спецвойск США уже не так впечатляли. Вряд ли Арнольд Шварценеггер выстоял бы в рукопашной против того же Станислава Ковалева. А что касается стрельбы, то лучшим стрелком в мире был, конечно же, Андрей Истомин: хоть навскидку, хоть с бедра. Солдаты рассказывали, как во время боя на границе ротный первой же гранатой из подствольника с предельной дальности разнес пулеметную точку в окне заброшенного дома.

Сидя в темном зале и глядя на экран, Лешка снова думал об Андрее, как давно уже называл про себя командира роты. На людях Истомин никогда не выказывал к нему какого-то особого расположения, ничем не выделял среди других солдат. Но за этой повседневной требовательностью скрывалась глубокая привязанность к мальчику, и Лешка, чувствуя это, особенно ценил те редкие минуты, когда им удавалось побыть наедине. В это время рядом сидели не командир с подчиненным, не взрослый мужчина и мальчик, а два совершенно равных человека, которых объединял весьма непростой житейский опыт и у которых не было друг от друга тайн.

После Афганистана Андрей поехал служить в Германию, но там, по его собственному выражению, «не прижился». Попытки учить солдат тому, что действительно нужно на войне, встречали непонимание большинства начальников и сослуживцев, в преддверии вывода озабоченных более земными проблемами, а также крайнее неодобрение молодой жены, скучавшей дома, пока муж пропадал на службе. В один прекрасный день, возвратясь домой раньше обычного, Истомин застал сцену совершенно как в старом избитом анекдоте. На этом его семейная жизнь и кончилась, и теперь из близких родственников у него оставалась только мама, жившая в подмосковном городе Клин.

– В декабре поедем с тобой в отпуск, – говорил он Лешке, – на лыжах будем кататься. Ты, наверное, уже забыл, что такое настоящая зима.

Теперь Лешка с нетерпением ожидал декабря, мечтая, как они вдвоем будут кататься на лыжах в зимнем лесу. А сегодня, вот, даже сон такой приснился...

Когда он вышел из клуба, на улице вечерело. Солнце садилось за остроконечную гряду гор, окрасив горизонт кроваво-багровым цветом. У казарм уже собирались солдаты, ожидая построения на ужин. Возле ворот парка стояло несколько пятнистых бронетранспортеров.

Ага, значит, Андрей уже вернулся! Надо будет расспросить, как там сейчас на границе. Что-то не видно никого, кто с ним ездил, наверное, отмываются с дороги. Ладно, за ужином расскажут.

– Леха, – из казармы выскочил дежурный по роте, – ты где бродишь? Иди, там... тебя зовут.

Так, это еще что за новости? Наверное, опять кто-то настучал ротному, что он был в кочегарке. Ну, теперь жди разноса, – Лешка перешагнул порог канцелярии. Ого, сколько народу! Начальник разведки полка, Красовский, Ковалев, почему-то переодевшийся в пропыленный маскхалат, как будто ездил куда... А, и замполит здесь, ну, теперь точно воспитывать будут. А где же Андрей?

Он оглядывался по сторонам, и офицеры, встречаясь с ним взглядом, почему-то опускали глаза.

– А что такое, – вдруг, почему-то совсем не по-военному начал Лешка, – а где же.

– Погоди, Алексей, – Мартынюк подошел сзади и обнял его за плечи, – послушай, ты уже взрослый человек. солдат, – замполит тяжело вздохнул. – В общем, твой командир роты... капитан Андрей Николаевич Истомин. погиб.

– Погиб? Кто погиб? – Лешка не сразу взял в толк, что значит это непонятное слово «погиб», при чем тут он, Лешка, и где же в конце концов Андрей. И тут, взглянув на осунувшегося перепачканного пылью Ковалева, на его покрасневшие от солнца и ветра глаза, он вдруг все понял: это Андрей погиб, там, на границе, дядя Стас уже ездил туда, и его вид не оставляет никакой надежды. Замполит еще что-то говорил, но Лешка уже не слушал его. Он молча вышел из канцелярии и лег на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Откуда-то из коридора доносились голоса солдат, ездивших с Ковалевым: «Часов в шесть утра... Фугас мощный был, авиабомба, наверное. Бэтэр разворотило, всех ребят – в куски, часа два в плащ-палатки собирали.» Значит, это случилось утром, когда он еще спал. Значит, когда он видел сон, Андрея уже не было в живых.

Слезы наворачивались на глаза, но Лешка, изо всех сил кусая губы, приказывал себе сдерживаться. Он больше не имел права плакать, потому что он теперь не какой-нибудь пацан, а солдат, разведчик. У него убили командира и друга, и он теперь должен не реветь, а думать, как лучше за него отомстить.

– Ничего, суки проклятые! Я вам еще покажу. Завтра же попрошу Ковалева, чтоб взял меня на границу – дядя Стас не откажет. Мины ставить? Пожалуйста! Из пулемета стрелять? Пожалуйста! Кстати, кто на последних стрельбах на «пятерку» выполнил упражнение? Врукопашную? Очень даже запросто, я такие приемчики знаю.

8

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
50 знаменитых царственных династий
50 знаменитых царственных династий

«Монархия — это тихий океан, а демократия — бурное море…» Так представлял монархическую форму правления французский писатель XVIII века Жозеф Саньяль-Дюбе.Так ли это? Всегда ли монархия может служить для народа гарантией мира, покоя, благополучия и политической стабильности? Ответ на этот вопрос читатель сможет найти на страницах этой книги, которая рассказывает о самых знаменитых в мире династиях, правивших в разные эпохи: от древнейших египетских династий и династий Вавилона, средневековых династий Меровингов, Чингизидов, Сумэраги, Каролингов, Рюриковичей, Плантагенетов до сравнительно молодых — Бонапартов и Бернадотов. Представлены здесь также и ныне правящие династии Великобритании, Испании, Бельгии, Швеции и др.Помимо общей характеристики каждой династии, авторы старались более подробно остановиться на жизни и деятельности наиболее выдающихся ее представителей.

Валентина Марковна Скляренко , Мария Александровна Панкова , Наталья Игоревна Вологжина , Яна Александровна Батий

Биографии и Мемуары / История / Политика / Образование и наука / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное