Горячие ветры

– Что ж ты, дочка, молчала… – вздохнул комбат. – Надо было сразу ко мне обратиться, не дал бы этим ухарям в обиду. Хорошо, будет первая передышка, выстрою батальон – и этот твой Тимоха будет у тебя на коленях прощение вымаливать!

– Ой, не надо, товарищ капитан… – испугалась Ольга.

– А это уже теперь не тебе решать. Несправедливости в батальоне не место… Ты не бойся, всё будет хорошо!..

Земля под ней содрогалась и ухала. Деревья неясными силуэтами выступали в сумерках. В той стороне, где окопался противник, стали вспыхивать жёлтые осветительные ракеты. С нашей стороны длинными очередями отвечали пулемёты, захлопали винтовки.

Ольга вытерла пот суконной пилоткой. Показалось, что запахло кислой капустой.

Обрыва она так и не могла найти, хотя искала его, с какой-то детской наивностью веря в то, что ещё немного – и всё получится, всё будет хорошо. Почему-то вспомнилось детство. Мама достает из печи глиняный горшок с молоком, покрытым румяной пенкой. Она выходит на крыльцо. Только что прошёл дождик, всё вокруг сверкает. По двору важно шествует гусыня, ведя за собой ватагу гусят. Они пищат, посвистывают и толкают друг друга. Процессию бдительно сопровождает гусак, глава семейства. Он поминутно оглядывается – не грозит ли откуда опасность? Но всё спокойно, и слышится его тихое, миролюбивое «га-га». Гусята, увидев одуванчики, бегут к ним, тыкаются клювами и пускают пушинки по ветру. Гусыня смотрит на гусят и качает головой – какие они ещё глупые. Оля тоже, бывало, фукала парашютиками одуванчиков в лицо младшему брату, когда тот оглядывался на неожиданный оклик. А потом уже брат, подкараулив, отвечал тем же, и она хохотала, а мягкие пушинки щекотали её лицо…

Свист и ухнувший рядом взрыв оборвал воспоминания. Ольга вскрикнула от острой боли, виной которой был глубоко вошедший в руку осколок. От вида крови даже закружилась голова. Она одним отчаянным рывком выбросила тело из воронки, охнула, но поползла дальше. Руку жгло будто огнем, но она ползла и ползла… Она не помнила, сколько так продолжалось, придя в себя, только когда уткнулась лицом в лужу. От прохлады стало так легко, что не хотелось поднимать голову. Но надо было двигаться дальше – и она снова попыталась ползти, но свалилась в очередную подвернувшуюся воронку, закричав от боли в руке и даже зажмурившись от вспыхнувших в глазах искр.

Когда Ольга открыла глаза, то снова вскрикнула – теперь уже от радости: прямо перед ней торчал оголенный конец провода, это был тот самый злосчастный обрыв. Оставалось теперь только срастить провода. Она неуклюже присела; перебитая осколком рука безжизненно висела плетью, другая рука была, похоже, сломана после неудачного падения в воронку, и даже поднять их не было сил.

Зажмурившись от страха перед будущей болью, она всё же приподняла руку и соединила оба конца провода. На их скрутку сил уже не оставалось – и тогда, поняв, что остается только одно, Ольга сжала зубами концы, вздрогнув от удара током: инструктор в училище им говорил, что когда на том конце кто-то крутит ручку, устанавливая связь, напряжение подскакивает до ста двадцати вольт.

Рядом громыхнул новый взрыв. В глазах у Ольги потемнело, и она почувствовало жгучую боль.

Тут и нашли её после боя, присыпанную землей и стискивающую зубами концы провода.

В расположение батальона Ольгу принесли на растянутой плащ-палатке. Из пилотки достали бумажку с адресом родных, которых надлежало уведомить о том, что случилось. К расстеленной на земле плащ-палатке стали подходить бойцы из её взвода, бросил занятие даже повар, отмывающий котёл полевой кухни.

– Давалка… – вдруг сквозь зубы процедил Тимоха.

– Тимофеев, оставить! – прогремел голос комбата. – Жаль, поздно Оля рассказала о том, как ты себя повёл… Не довелось мне восстановить справедливость, пока живой была. Но я тебе сейчас скажу: сволочь ты и мерзавец, коли травил человека и сплетни распространял! И остальные, кто на твою брехню повёлся, тоже хороши. Была у нас одна девочка в батальоне, беречь её нужно было, а мы – не сберегли…

Взгляды у солдат потупились.

– Сволочи мы, мужики, всё-таки, – вдруг хрипловато продолжил за капитаном худой и белобрысый сержант по фамилии Хлебный, обычно тихоня тихоней. – Прости нас, Ольга, безвинная душа…

Пожилой и седовласый рядовой Акимов, медленно подбирая слова, добавил:

– Она была всегда грустной… Говорила негромко, рассудительно. Иные от переживаний начинают языком молотить, а Ольга немногословна была… А чтобы смеялась – почти и не видно было. И мы в том виноваты…

– Будем представлять к награде… посмертно, – подытожил комбат. – На таких и держится Россия.

Владимир Силкин, полковник в отставке

Владимир Александрович Силкин родился 14 октября 1954 года в г. Ряжске Рязанской области. Окончил редакторское отделение военно-педагогического факультета Военно-политической академии. Более 32 лет прослужил в Вооружённых Силах СССР и России. Полковник в отставке. Автор пятидесяти книг разных жанров. Лауреат Государственной премии России.