Читаем Горячий 41-й год полностью

— Денисыч…, Денисыч…, погоди. Ты наш командир и тебе скажу как на духу. Когда вы пришли ко мне, и я налетел на вас: ругал советскую власть, вас, что бросили. Я чувствовал себя брошенным. Не знал, что мне делать и как жить дальше. Вернее знал, что должен жить ради внуков, невесток, которых мне сыны оставили. Это да… Но ведь надо жить и ради другого, большего. Вы пришли, остались. Вон, просто сходили к райцентру и трёх супостатов извели. Да и племяш мне рассказал, как вы воевали. Теперь знаю ради чего мне жить и зачем жить. Хочу чтоб, когда сыны вернутся с войны — я ими буду гордится и чтоб они своим тятькой гордились. Не обижай стариков. Обузой мы не будем.

Я приобнял, Григория Яковлевича, и доброжелательно похлопал его по плечу:

— Хорошо, пусть будет так. Но после боя, мы поговорим более подробно.

Засада и бой прошли на удивление легко и удачно. Были учтены все ошибки допущенные, при первой засаде. Правда, один немец всё-таки сумел улизнуть. Он бросил всё, даже оружие. Но лёгкость, с которой мы уничтожили одиннадцать гитлеровцев и две автомашины, меня в отличие от других насторожила. Все показали в бою себя только с лучшей стороны. И старые обстрелянные и новенькие. Никто нам не помешал после уничтожения спокойно шерстить машины и трупы. Нагрузились до предела. Я даже не пожалел Григория Яковлевича и его товарища Семёна Поликарповича, нагрузил их тоже по полной. И вместо того, чтобы рвануть напрямую к базе, мы дали кругаля километров в шестьдесят и лишь на вторые сутки, к вечеру, вышли с другой стороны к хутору. И только здесь расслабились.

С утра начали разбираться с добычей, которая оказалась очень богатой. Оружием и боеприпасами мы были обеспечены более чем в достатке. Даже шесть коробок с пулемётными лентами притащили. Вот только сам пулемёт был изуродован взрывом гранаты. Немного медикаментов. Продовольствием, даже если будем кушать без предела, дней на десять. Много было и другого, необходимого для жизни в лесу. Обувь с места боя унесли всю.

У всех было приподнятое настроение и все рвались в новый бой. Но у меня были другие мысли. Как бы не удобен был для проживания лесной хутор, как бы мы не привыкли к нему, но базу нужно было менять и уходить в глубь леса. Этим я и занялся с Григорием Яковлевичем. Теперь у него был автомат с полным комплектом магазинов, три немецкие гранаты. Чем он очень гордился. Всё это он хранил в тайнике, устроенном лесу, и как шёл к нам доставал оттуда оружие, а по возвращении прятал и выходил из леса с корзиной грибов, которые набирал на обратном пути. После последнего боя он даже помолодел и старался чаще бывать у нас, что меня беспокоило. В это время отправил Петьку, Белкина и Скорикова за закопанным на месте первой засады пулемётом. Думаю, что за восемь дней они обернутся и по их возвращению будем перебираться на новую базу.

Часть третья

Глава первая

Прошло уже минут пятнадцать после неприятного звонка от начальства и настроение стремительно ухудшалось. Курт вскочил из-за стола и нервно пробежался по кабинету несколько раз, но так и не сумел успокоиться. Вроде бы всё шло нормально. И его непосредственное руководство было довольно его деятельностью. Он не только один из первых развернул местную администрацию, но и благодаря энергичному бургомистру, сделано было даже больше, чем запланировано. И вот сейчас впервые с ним разговаривали довольно жёстко и причиной тому было уничтожение одиннадцати солдат и офицеров, и двух автомобилей одной из действующих частей. В живых остался лишь один солдат и тот рассказал, что группа напавших была человек пятнадцать-двадцать, в военной форме хорошо вооружена, большинство немецкими автоматами. Действовали умело и организовано. Место засады и организованность говорили, что это была очередная группа окруженцев, возглавляемая офицером или комиссаром, которая наверняка уже покинула район ответственности комендатуры Зейделя. А ему вот приходится расхлёбывать всё это. Минск дал приказ в качестве профилактики провести прочёсывание лесов, перешерстить все деревни и подозрительные места. Для данного мероприятия привлечь находящиеся на отдыхе в городе части.

Сделав ещё пару кругов по кабинету, Курт поднял телефонную трубку и позвонил Краузе.

— Дитрих, ты чем занимаешься?

— Да, вообще то ни чем. А что?

— Подойти можешь?

— А что случилось?

— Мне по телефону начальство много нехороших слов сказало. Вот хочу посоветываться с тобой.

— Что? За тех, которые на дороге в засаду попали?

— Да…

— Сейчас буду, не только тебе позвонили… Мне тоже.

Через десять минут Краузе с жизнерадостным шумом вошёл в кабинет, кинул фуражку на широкий подоконник, после чего бухнулся в глубокое кожаное кресло и с завистью оглядел кабинет.

— В который раз бываю у тебя в кабинете и по хорошему завидую: хорошо ты устроился за спиной бургомистра. За неделю такой ремонт зданию устроить…, ну это надо уметь. И кабинет тебе шикарный обустроил. Я уж не говорю, как он тебя кормит и поит. Не удивлюсь, если он для тебя не держит в кармане и готовую на всё русскую красавицу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза