– Валейкум ассалам! – ответил Хадрис. – Ну что, уважаемый имам, начнем работать со следствием в моем лице? Надеюсь на ваше благоразумие, на чистосердечное признание, правду и только правду, – начал он, расплывшись в улыбке.
«Рано радуешься!» – подумал Аладдин. И спросил:
– А где положенный для соблюдения процессуальных норм адвокат?
– А вот он, – показал на Златозуба, стоявшего вместе с напарником у дверей.
– Тогда разговор исчерпан, прошу отвести меня в камеру, – отрезал Аладдин.
– Тебе будет не только камера, но и самый гнусный карцер с тарантулами, кобрами и крысами! – взвизгнул Хадрис. – Сначала мы запустим крыс. Когда они наедятся твоего мяса, мы запустим змей. Они съедят крыс, а потом вместе с тарантулами будут доедать твои останки!
Аладдин достал четки из кармашка, единственная вещь, которая осталась при нем, и, перебирая их, грустно заметил:
– А с виду уважаемый человек… Тебе бы сказки писать.
Допрос пошел совершенно не в том русле, как ожидал заместитель начальника особого отдела Тайной полиции. Он допрашивал махровых, даже для Африки, коррупционеров – чиновников высокого ранга. Под давлением улик они достаточно быстро «плыли», как плывут вырванные с корнем деревья в мутных потоках во время наводнений. Ему предлагали взятки, увеличивая сумму в течение десяти минут в десять раз. Разумеется, если сумма была серьезная, он закрывал дело. Но сумма должна была быть очень
Он открыл черную папку. Досье. Документы, докладные с грифом «совершенно секретно» – о разведывательной деятельности Аладдина Эмира. «Посмотрим, как ты сейчас запоешь…»
– Нет, это не сказочки, уважаемый Аладдин! Это очень даже серьезно, деятельность, приносящая ущерб государству, направленная на подрыв его мощи, безопасности, – это по законодательству нашей страны как минимум – расстрел, а как максимум – виселица. Поэтому только чистосердечное признание облегчит твою участь.
«Да, – подумал Аладдин. – Предложат пулю меньшего калибра и не сильно затянутую петлю». Один его старинный знакомый, следователь, отправивший не одну сотню арестантов на тот свет или за решетку (по уголовным делам в его производстве), рассказывал: «Чем больше дает чистосердечных показаний обвиняемый, тем больше распухает уголовное дело и фатально и бесповоротно увеличивается тяжесть его наказания. Впрочем, арестанту мы обещаем обратное…»
– Итак, на какую страну ты работаешь?
– Записывайте, – сказал Аладдин.
– Видеокамеру! – рявкнул Хадрис.
И Хрящ пулей выскочил за дверь. Через минуту он вернулся с камерой и, путаясь в проводах, подсоединил адаптер к розетке.
– Итак, твое имя?
– Аладдин-ходжа Эмир.
– На какую страну ты работаешь?
– Моя страна – это человеческие души, а труд мой и призвание – это служение Всевышнему, властителю наших сердец, – смиренно ответил Аладдин.
– Аладдин, ты не понял, это серьезно, на тебя завели уголовное дело…
– Отвечу тебе сурой Священного Корана: «Нам – наши дела, a вам – ваши дела, и мы пред Ним очищаем веру».
– Сейчас ты у меня пострадаешь за веру, – процедил сквозь зубы Хадрис и кивнул молодцам у двери: – Давай. По первому варианту! Только камеру выключи!
Они поняли. Сорвали Аладдина со стула, бросили на пол и стали топтать ботинками, а они, не по погоде, были тяжелыми.
Аладдин закрыл голову руками, чтобы не отшибли разум. Били минут двадцать, а может, полчаса. Потом рывком подняли на ноги…
– Сам идти сможешь? – спросил Златозуб.
– Смогу. – И Аладдин, пошатываясь, пошел в сопровождении палачей.
…На обед коридорный принес отвратительную баланду, которую Аладдин заставил себя съесть, чтоб не потерять оставшиеся силы.
Охранник забрал тарелку и уселся на стул. Он читал маленький томик Корана.
– Брат мой, я хочу поговорить с тобой о Коране, – подозвал его имам.
– Что ты можешь сказать, арестант? – подняв голову, удивленно посмотрел на узника коридорный.
– Ну, знаешь ли ты, почему наш Аллах всемилостивый и милосердный?
– Это знает каждый ребенок, научившийся говорить и слушать, – как прилежный ученик, ответил коридорный.
– Я вижу, брат мой, ты знаешь Коран и с удовольствием его читаешь… Как тебя звать?
Парень подумал, ведь никакую тайну не раскрывает, и ответил:
– Асим.
– А меня – Аладдин, я имам. И только вчера во время намаза мою проповедь слушали десятки людей. Во время заточения у меня забрали все личные вещи, в том числе мой Коран. Не мог бы ты дать мне почитать, чтобы я обрел покой и уверенность?
– А зачем тебе покой и уверенность? – спросил Асим.