Читаем Горячий август полностью

- Вот, - он вынул бумажный пакет, осторожно развернул его и протянул бригадирам. На бумажке лежали спелые остроносые зерна. - Что это? Как вы думаете?

- Ячмень, - простодушно ответила Алена.

Настя насмешливо усмехнулась уголками юнких губ.

- Неужто ячмень? А я и не знала...

- Ячмень, правильно... Зерна, что высыпались из переспевшего колоса! Из пятнадцати колосьев! Я нарочно подсчитал... Мы не управляемся жать. Нам нужно использовать каждую минуту, покуда стоят сухие дни. Вы мои командиры, на вас первая моя надежда. Вы обязаны помочь мне... Л у нас что делается - вчера в один день два случая нарушения дисциплины! Игнат самовольно бросил работу - ив результате два коня увязли в болоте. Пришел жнец, чтобы запрячь коней в жнейку, видит - они в болоте, а конюха и близко не видно, где-то в деревне... И вы заварили свару...

бригадиры!

- Не равняйте меня с Игнатом, - перебила его Настя.

- Я и не равняю. У вас разные про3 ступки, но выходит так, что и вы и Игнат - одинаково сорвали работу. Семь человек пришлось снять с ноля, чтобы вытянуть коней... А вы на час задержали жнейку, хотя знаете, что она у нас одна. Час простоя в такое-то время!

Женщины молчали. У Мартина на переносице. набух прорезанный морщинкой бугорок.

- Я Игната сегодня снял с работы и передаю на правление. С ним это не впервой - такое разгильдяйство. И с ним у меня будет особый разговор. А вас на первый раз предупреждаю. Как следует подумайте об этом. - Мартин жестко посмотрел в упрямые глаза Насти: - Особенно тебя предупреждаю - ты все это начала... По очередности, которую установило правление, жнейка должна была быть у Алены...

Настя притворилась обиженной.

- Жнейка ж общая? Чем Аленина бригада лучше моей?

- Ты перед кем прикидываешься? Я кто тебе - председатель или гость здесь? На пшенице жнейка была у тебя?

- Разве ж она постесняется? Она такая хитрая... Привыкла все вершки снимать, - не утерпела Алена.

- Это кто привык вершки снимать? Я? Да если б у меня кони были такие, как у тебя, я и говорить бы ничего не стала.

- Кони у нас одинаковые, не выдумывай. А зато у тебя людей больше. Тебе ж и жать осталось мало, а я и не знаю, когда закончу...

Ссора разгоралась снова.

- Эх, и охочие ж вы у меня до дискуссий. Может, и мне слово дадите сказать?

Причины выискиваете? Ищите, ищите - не одну найдете. Да, у нас мало лоша- дей - в три раза меньше, чем до войны!

И машин мало. А самое главное-людей не хватает... Вон сколько причин! Но все это временные причины. Через год-два машин у нас будет столько, что все ими станем делать... Люди из армии вот-вот вернутся...

Мартин вытащил из кармана кисет, свернул самокрутку. Широкие, в мозолях ладони тяжело легли на стол.

- А пока, хоть многое нам мешает,, мы свое все равно сделаем. Мало людей, мало машин, мало лошадей, а мы сожнем и обмолотим. Увидите... Люди выручат. За двоих, за троих будем работать, а сделаем...

Вы только помогайте мне.

От этой уверенности, звучавшей в словах и голосе председателя, он показался Алене более сильным и высоким, чем обычно. Такое же чувство возникало у нее и раньше, когда Мартин, молчаливый и спокойный, вел их на прорыв немецкой блокады у Лапотовского шляха. Тогда они уверенно шли за ним, хотя не знали, что ждет их там, впереди: жизнь или смерть. С того времени Алена стала относиться к Мартину с особенным уважением.

Мартин встал из-за стола, по-военному подтянутый, и, слегка прихрамывая, подошел к женщинам.

- Ну, вот! Поспорили и довольно. Кто на старом снова споткнется - не пожалею ни ока, ни бока. Хватит... Завтра к вам подойдет помощь. Я сказал, чтобы всех, кого можно снять с постоянной работы, послали на поле. Всего снимаем шестнадцать человек. Мне сдается, лучше всего поставить их на скирдование. Я боюсь, чтобы не было разрыва между скирдованием и жатвой. Нужно и то и другое делать сразу. Что вы скажете на это?

- Правильно, надо скирдовать! - Алена кивнула головой. - Со скирдованием у нас совсем неладно.

Настя тоже не возражала:

- Нехай будет по-твоему, Мартин.

В эту минуту дверь открылась и в комнату вошла худенькая темноволосая женщина.

- Настя тут? - с порога взволнованно спросила она.

Настя встревоженно вскочила.

- Что там?

- Ячмень, наш потравил кто-то.

- Какой ячмень? Где?

- На "Далеком поле". Бабы оттуда пришли, говорят - лошадьми... Там видны следы конских копыт...

- На "Далеком поле"? На рекордном участке? - переспросила, не веря, Настя.

- На рекордном. Говорят, может, соток пять. Колоса там натрушено страх...

- Как это могло случиться? - с недоумением спросил Мартин.

- Неизвестно... Кто-то знал, где допечь!

Наступило тревожное молчание.

- Я знаю, из чьей это бригады,- вдруг тихо сказала Настя.

- Из чьей? - в один голос спросили Мартин и Алена.

- Знаю, - бросив колючий взгляд на Алену, повторила Настя. - Знаю.

Губы Алены задрожали. Она едва выдавила:

- Из чьей?

- Не прикидывайся...

Алена беспомощно оглянулась на Мартина, как ребенок, который ищет сочувствия и поддержки. Она так разволновалась, что, правда, можно было подумать, будто преступление свершилось не без ее участия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман