Горячий доктор (ЛП)

Я качаю головой и заставляю себя отвести взгляд. Проклятый дождь. Мне нужно выбраться с этой машины.

— Жди здесь. Я ненадолго.

Я не беру зонт, когда выхожу на улицу и захожу в лавку. Через несколько минут у меня в руках костюм, я доволен, что портной нашёл время для того, чтобы обернуть его в полиэтиленовый мешок для одежды, чтобы он остался сухим. Я же нет. Я как мокрая собака, когда захлопываю дверь и поворачиваюсь назад, чтобы повесть костюм.

— Ты весь мокрый, — говорит Бэйли, констатируя очевидное.

Должно быть, она успокоилась, пока я был внутри, потому что нет намёка на смех в её глазах. Её золотисто-карий взгляд быстро осматривает меня, и я смотрю в зеркало заднего вида. Мокрые волосы падают мне на лоб в паре с недовольной гримасой, я выгляжу как эмоциональный вампир. С ворчанием стаскиваю свой пиджак и вешаю его на спинку сиденья, прежде чем закатать рукава до локтей. Моя белая рубашка так же намокла, как и пиджак, но, учитывая жару в машине, она должна скоро высохнуть.

— Какой у тебя адрес? — напрямую спрашиваю я.

— Я бы хотела закончить наш разговор.

— Нет. Видишь ли, я забрал свой костюм и сейчас отвезу тебя домой. Как и положено.

Она протягивает руку и прикасается к моему предплечью, её рука нежная, тёплая и фарфорово-белого цвета. Я смотрю на неё, почти уверенный, что Бэйли уберёт её, но она этого не делает.

— Я не должна была смеяться, когда ты признался, что у тебя могут быть проблемы.

О, все ясно. Она думает, что ранила мою гордость, словно я хрупкое, темпераментное существо.

Ненавижу себя за то, что это так.

— Если ты хочешь, чтобы я продолжила работать на тебя, ты должен поговорить со мной.

— Мне плевать, если ты останешься. — Меня раздражает, что она думает, будто разобралась во мне. Она думает, что нежным прикосновение и сладким тоном пробьёт мою броню, и я выдам ей свои тёмные секреты.

Её рука болезненно сжимает мою руку, затем она отбрасывает её, скрещивает руки и смотрит в пассажирское окно.

— Улица Дубовая 8745. Отвези меня домой. Немедленно.

Я на распутье. Хочу забраться на вершину, сохранив то, что осталось от моего достоинства и вытащить Бэйли из моей машины, но затем думаю, как досадно будет выходить в понедельник на работу и признаваться Патриции и Кендре, что Бэйли уходит, так как я не смог отложить свое эго в сторону.

— Отвези. Меня. Домой, — снова повторяет Бэйли, выплёвывая каждое слово.

— Я никогда не буду хорошим парнем в операционной, — неожиданно говорю я, слова вылетают из меня ещё до того, как решаю, что хочу их сказать. — Я не включу плей-лист песен бич-бойз и не буду шутить. С детскими операциями от сколиоза ты не можешь снова выпрямить позвоночник. Ты берёшь позвоночник, который работает, как слинки, и превращаешь его в скалу. Это профилактическая мера, не лекарство. Нет определённой причины, почему с одними людьми это случается, а с другими нет. Не по своей вине мои пациенты испытывают постоянную боль и страдания.

Она не двигается, поэтому я продолжаю разговаривать с её затылком:

— Я увлекаюсь тем, что делаю, и иногда это переносится на то, как я поступаю с моим персоналом.

— Не ко всем. Только ко мне, — уточняет она.

— Я считаю, что ты высокого стандарта.

Она фыркает и качает головой. Я хочу дёрнуть её за хвостик, заставить развернуться, чтобы она посмотрела на меня. Хочу, чтобы она встретилась со мной взглядом и увидела, что я делаю все, что в моих силах. Но не могу прикоснуться к ней, пока я взвинчен. Поэтому фокусируюсь на шторме в её окне и изо всех сил стараюсь игнорировать болезненное ощущение в груди. Это тяжело для меня. Мне не нравится жить в тёмной изнанке моей работы, но она притащила меня сюда и ничего не может изменить.

— Скажи мне, Бэйли, от тебя когда-нибудь зависела жизнь ребёнка? — У меня холодный и бесчувственный голос. — Приходилось ли тебе заходить в комнату ожидания после десятичасовой операции, смотреть в глаза матери и объяснять ей, что ты больше ничего не можешь сделать для её ребёнка? Что, если ты будешь продолжать пытаться, то уничтожишь позвоночник её дочери? Что она не сможет ходить независимо от того, сколько операций или курсов физической терапии она пройдёт? На твоём столе когда-нибудь был десятилетий ребёнок, нуждающийся в реанимации? Ты случайно задевала нерв, из-за чего чуть не парализовало кого-то? Ты думаешь, я холодный ублюдок. Ты хочешь, чтобы я был вежлив и мягок с тобой. Ты хочешь, чтобы я погладил тебя по голове и вручил тебе золотую звезду за выполнение своей работы. Я не могу. — Делаю небольшую паузу. — Повзрослей.

ГЛАВА 13

Бэйли