Работа с ним все усложняет, потому что это трудно, быть рядом с таким человеком, как Мэтт, и не пытаться хотя бы немного поклоняться ему, как герою. В операционной — он сила, с которой надо считаться. Частичка меня немного влюбилась в одни только его хирургические способности, но настоящая проблема в том, что за пределами операционной он даже лучше. Трудно увидеть хорошую сторону Мэтта, потому что он сделан из прочного материала, выдержки, самолюбия и большого количества мышц (это подтверждает ситуация с полотенцем несколько дней назад), но под этим всем есть что любить. Он мужчина, который сражается за детей, которые не могут сражаться за себя, мужчина, который жертвует своим временем и деньгами, не потому что хочет славы или благодарности, а потому что может это сделать. Я не уверена, встречала ли я когда-то такого бескорыстного человека.
Это забавно, потому что, если бы я спросила Мэтта, считает ли он себя хорошим парнем, он бы сказал нет, в том то и дело. Он не видит то, что вижу я, и возможно другие люди тоже не видят, но сейчас я не могу этого не увидеть: настоящий Мэтт — это мягкая версия его, когда мы лежали на диване.
Внезапно, я хочу быть женщиной, которая получит его, в операционной и вне её.
Я оттолкнула его с самого начала, потому что по всем стандартам это более безопасный и лучший вариант. Мимолетная влюблённость не стоит того, чтобы ставить на кон мою карьеру, но сейчас уверена, что это не просто влюблённость. Сейчас я думаю, что буду дурой, если не поставлю под угрозу свою карьеру ради него.
Есть много других мест помощника хирурга.
Но Мэтт Рассел, доктор медицинских наук, есть только один.
ГЛАВА 24
Я чувствую глубокое истощение. Мне кажется, что в одно мгновение я могу заснуть и не просыпаться на протяжении недели. У меня бывали тяжёлые операции, но ни одна из них и близко не стояла с операцией Джун. Мне нужен праздничный коктейль и праздничный сон. Я мою руки, собираюсь с мыслями и стараюсь убедить свое тело, что оно может успокоиться. Делаю ещё один глубокий вдох. Битва окончена. Джун везут в палату для выздоровления, через несколько минут пойду в комнату ожидания и приму за честь сообщить её родителям, что операция их дочери прошла успешно. Пропущу те части, когда замирало моё сердце и подкрадывались серьёзные сомнения, когда перерезал её артерию и сжимал свои пальцы на её сосуде, чтобы остановить кровопотерю, когда я, затаив дыхание, ждал, пока мы делали последний рентген и измеряли кривизну её позвоночника.
Её позвоночник такой, какой должен быть, но это не обязательно значит, что её нижние конечности полностью восстановят свою функцию, как только пройдёт воспаление. Человеческое тело — привередливая сука.
Мы просто должны надеяться на лучшее.
Смываю пену с рук и беру полотенце. Бэйли все ещё в операционной помогает убирать. Я знаю, что она, как и я, устала. Последние несколько дней для неё были тяжелыми, и все же она смеётся с одной из медсестёр, делая то, что должна, убирается в операционной и готовит её к операциям, которые будут после праздников. Бэйли не должна оставаться тут. Я говорил ей помыть руки и идти домой, но она вызвалась помочь. Прошло три дня с тех пор, как мы спали на том диване, всё это время она была в окопах прямо рядом со мной, делая все, начиная от подготовки операционной и заканчивая подготовкой родителей Джун.
Но, кроме этого, она возвращалась домой, чтобы позаботиться о Джози. Бэйли упоминала, что ходила вчера в продуктовый магазин после работы, а это значит, что она поехала на автобусе с работы до магазина, а затем домой и, вероятно, добралась туда после девяти. Когда я спросил её, зачем, она пожала плечами и объяснила:
— Джози захотела спагетти с фрикадельками. Это её любимая еда.
Всё просто.
Этим утром она пришла в офис очень рано, с кофе в руке и надеждой в глазах. Она волновалась из-за этой операции. Она раскачивалась на своих пятках вперёд-назад, стоя в моем дверном проёме, желая участвовать в работе, и в тот момент я понял, она любит этот мир так же, как и я.
Она была жизненно важна в этом деле. На самом деле, Бэйли — единственная причина, из-за которой я справился сегодня.
Наблюдаю, как она прощается с медсестрами и техниками и проходит через вращающуюся дверь, чтобы присоединиться ко мне. По её поднятым бровям понимаю, что она удивлена. К этому времени я уже должен был закончить, но растягиваю время, думаю.
— Как ты себя чувствуешь? — нерешительно спрашиваю, бросая полотенце в корзину у двери.
Её короткий смешок, а затем тяжёлый вздох. Этого достаточно.
— Возможно, это был самый сумасшедший день в моей жизни. Я могу рухнуть на этом месте и никогда не подняться.
Усмехаюсь и прислоняюсь к дверному проему, сопротивляясь громкому зевку. Это не кровать, но довольно неплохо.
— Это определённо один из тех дней, который я никогда не забуду.
Она оборачивается, прижав щеку к плечу, чтобы посмотреть на меня. Бэйли задумчиво улыбается, мне виден только кончик её губ.
— Не могу поверить, что у тебя получилось.
Я возвращаю её улыбку, борясь с желанием подойти ближе.