Горячий гвоздь

Вот случай! Надо на другой столб лезть, срочно связь налаживать, да как на землю сойти? Крикнул дядя Вася строгим голосом, моток проволоки бросил на Козыряку, чтобы пугнуть скотину, ударил тот моток быка по голове и повис на рогах. Заревел Козыряка, упёрся башкой в столб, хочет избавиться от проволоки, не может и наливается яростью.

На бычий рёв стали выходить из домов люди. Вышли, за заборами стоят с палками, а к быку подойти боятся — убьёт!

— Ну зверь, ну крокодил проклятый! — ругают люди быка.

— Он моему Сашке весь плащ изорвал! Хорошо, в яму закатил парня, иначе бы не жить ему…

— А за мной от самого леса скакал, я платок потеряла, малину рассыпала…

— Ты, Василий, слезай и за кольцо его схвати — сразу присмиреет…

— Так он и даст за кольцо схватить…

— Надо бежать за трактористом. Пусть трактором Козыряку прогонит…

— Тракторист-то в город уехал запасные части получать…

Тут показалась на улице Танюша, она росточком маленькая, хоть учится в пятом. Увидела она происшествие, вынула из сумки буханку хлеба — в магазин ходила, — отломила кусок и пошла к Козыряке.

— Магнит! Магнит! Хлебушка на! — заговорила Танюша нараспев.

Козыряка перестал бодать столб, большую голову от земли поднял и потянулся к девочке. Хлеб взял. Пока жевал его, Танюша проволоку сняла, подальше закинула.

Бык посмотрел, куда проволока упала, и пошёл своей дорогой к скотному двору. Страшный бычище, а ласку чувствует. Понимает, когда зовут его прозвищем, когда настоящим именем.

КОЛОКОЛ

Посреди села на двух высоких столбах с перекладиной висит колокол. Он большой и тяжёлый. Когда поднимали его, связали четыре верёвки, тянули за них десять самых сильных мужчин.

Колокол старинный. Ему триста лет. По его краю, как оборка на подоле юбки, идут узоры.

Рассказывают: когда заказали колокол на заводе, в деревне со всех жителей собрали по серебряной монете — с больших по большой, с детишек по маленькой. И специальный человек ездил на завод и собственноручно бросил серебро в расплавленную медь — чтобы голос колокола был звонкий и густой.

Голос у колокола — просто диво!

Бо-о-амм! Бо-о-амм!.. — выговаривает он на всю округу. Слышат его в дальних деревнях — за полями и лесами.

Только не часто говорит колокол. И никогда он не говорит зря. Я его слышал дважды. Первый раз, когда подъезжала к деревне на «Волгах» и «Жигулях» свадьба. Легковушки были в лентах, в цветах. На радиаторе машины, в которой сидели невеста с женихом, — большая кукла с голубым бантом. Колокол звонил радостно и торжественно — новая семья в деревне прибавилась!

Другой раз колокол ударил ночью. Бил тревожно, часто. Торопил вставать с постели, бежать на улицу.

Ночь была тёмная. В темноте было видно, как на далёком бугре растёт огненная ветла. С каждой минутой она делалась выше, гуще и сыпала красные листья по ветру. Все думали, что горит соседняя деревня.

Колхозный шофёр тут же завёл грузовик, в кузов попрыгали мужчины с топорами, лопатами, вёдрами — и понеслась помощь.

Горело хранилище в поле, его скоро погасили.

Верёвка от колокола спускается до самой земли. Витой конец лежит в жёлтых одуванчиках. Мальчишкам ужас как хочется дёрнуть её, чтобы колокол сказал: «Бо-о-амм!» Но они скрепя сердце проходят мимо.

Мальчишки, сами того не замечая, учатся у колокола говорить, когда есть что сказать, и молчать, если сказать нечего.

ЗАСУХА

Лето выдалось на редкость жаркое. В поле и в огородах всё посохло. Пшеничные колоски были чуть больше кисточки для рисования. Свеколки на грядках — тоньше мышиного хвостика.

В лугах кончилась трава. Ту, что появилась весной, коровы съели, а новая не отрастала. Голодные коровы молока давали совсем мало.

Большой пруд на краю деревни обмелел. По утрам и вечерам на обмелевший пруд прилетали лесные птицы: в лесу пить было нечего, озёрца и болотца там совсем высохли.

Много недель стояла такая сушь.

В июле погода начала меняться. Поплыли в небе облака — белые, синие. Иногда вдалеке проплывали сине-чёрные, дождевые. Из них до самой земли свисали косматые бороды. Бороды медленно тащились по земле, накрывали поля, леса, деревни. Это были густые дождевые струи. Где-то шёл дождь.

А в Горках дождя всё не было.

— Прямо наказание! — говорили люди. — Хоть плачь…

Но однажды приплыло сине-чёрное облако и к Горкам.

Оно было небольшое, даже солнца не закрыло, а смотреть на него было страшно. Облако клубилось, будто кто-то ворочался в его середине. Над самой деревней в нём сверкнула молния, ударил гром. В ту же минуту пошёл дождь.

— Дождались! Дождались! — кричали маленькие и большие.

Крупные капли, похожие на спелые, прозрачные ягоды, стукались о землю, разбивались в мельчайшие брызги, и у самой земли возник белый туман.

Хорошо было в сыром тумане на огороде. Свеколки подняли навстречу дождику листья и пили вдоволь.

Струи между тем становились гуще, капли — тяжелее. И вдруг посыпал град. Из облака летели уже не прозрачные ягоды, а белые пули. Они звенели по стёклам, скакали на крышах и нещадно дырявили листья свеколок, вбивали их в размокшие грядки.

Так с градом и ушло облако.