Горячий ключ

— Юрий Федорович очень убедительно высказался в пользу сражения. Но я бы и без этого принял решение драться с ними. Эти сволочи, что на том берегу, мне не по душе. И это все, что я могу вам сказать. Я не люблю, когда одни люди издеваются над другими людьми, превращают их в безропотную скотину. И не важно, кто они, с Кавказа, из Сибири или из Африки. Это одно племя сволочей, которые наживаются на человеческих слабостях, жируют на нашем горе. Я их ненавижу, и, если мне нечем будет стрелять, я их буду душить и не сдамся, если мне даже наступят на горло ногой.

— Профессор сказал мне, что вы прошли Афганистан…

— Прошел, и что из того? — спросил Артем с вызовом.

Но Ольга на вызов не отреагировала.

— Там, наверное, было ужасно?

— Да нет, ничего. К самой войне привыкаешь.

Привыкаешь, когда в тебя стреляют. Привыкаешь к грязи, недостатку воды, отсутствию женщин. Человек ко всему может привыкнуть в конце концов.

Поэтому войны и возможны. Люди приспосабливаются и принимают самые чудовищные вещи за вполне нормальные. Иначе они бы не выдержали и быстро сломались, а это даже страшнее, чем быть подстреленным. Ранение можно вылечить, а сдвиг по фазе — практически невозможно.

Она кивнула:

— Я понимаю. Они стреляют в нас, Дима — в них. Профессор говорит об уничтожении негодяев как о самом обыденном деле. А ведь он сугубо гражданский человек, даже в армии не служил.

Выходит, в человеке изначально заложен инстинкт убийства?

— Не правда, — резко возразил Артем, — в человеке заложен инстинкт самосохранения: защищая себя или свое потомство, он вынужден убивать себе подобных.

— Но признайте, вместе с тем человек — существо агрессивное. Возможно, это качество и сделало его венцом творения?

Артем поморщился:

— Может быть, именно это качество удерживает нас от более ужасных вещей. — Он неожиданно засмеялся:

— Оля, давайте оставим всю эту философию профессору.

Девушка не приняла его тон и продолжила:

— Вы сказали странную вещь, Артем Егорович. — Она вздохнула. — Вы сказали, что в самой войне нет ничего особенного. Но что может быть хуже, если не сама война?

Артем отвернулся, чтобы не выдать охватившего его чувства. Но Ольга ждала ответа, и он через силу ответил:

— Я имел в виду бои. А когда они прекратились, когда я перестал воевать, когда уже не мог сражаться, мне стало очень плохо.

— Вы были в плену?

— Нет, меня сбили недалеко от Гудермеса, в Чечне. — Артем достал из пачки новую сигарету, но, задумчиво повертев ее в пальцах, заложил за ухо. — Я убивал людей на войне с воздуха. Я не видел их лиц, я не смотрел им в глаза и не замечал в них ужаса смерти. Теперь мне придется встретиться с ними лицом к лицу, и, вероятно, очень скоро. — Он раздраженно покачал головой. — Вам не понять этого.

Вы не видели всей этой грязи, крови, не слышали матерщины и криков раненых… — Он махнул рукой. — Давайте не будем об этом.

В его памяти, как на фотопленке, внезапно проявились лица боевиков, окруживших копну, на которой лежал он, полковник Таранцев, с бесполезным пистолетом в руках, в окровавленном комбинезоне и с залитым кровью лицом. Он видел, как один из боевиков, с тупым равнодушным лицом, поджег пучок сухой травы и воткнул его в стог, а остальные принялись стрелять из автоматов, но не по Артему, не с целью добить его, а тоже по соломе, чтобы скорее поджечь ее. Всполохи пламени, сквозь которые он различал их торжествующие лица, разинутые в крике рты преследовали его в снах и заставляли просыпаться среди ночи в холодном поту и уже от собственного крика. Поэтому он и предпочитал нормальному сну тяжелое пьяное забытье.

Ольга, видно, почувствовала, что ненароком коснулась запретной темы.

— Извините, Артем Егорович, что я так разволновала вас, — сказала она с раскаянием в голосе.

— Пустяки, только давайте забудем про Егоровича. Однажды у вас это очень удачно получилось.

Я — Артем. Просто Артем.

— Хорошо. Просто Артем — это звучит великолепно!

— Вы замужем? — быстро спросил он.

— Нет, — ответила она так же быстро и добавила:

— Я вдова, Артем. И у меня есть дочь. Алена.

Вчера ей исполнилось пятнадцать.

— Вдова? — Артем на мгновение растерялся, а потом взял Ольгу за руку. — Прости. Кажется, мы взаимно разбередили друг другу души?

— Мой муж погиб при исполнении служебных обязанностей. — Ольга отвернулась от него, но руку не отняла. — И он тоже знал толк в сражениях и в войнах.

— Он был военным?

— Какое это имеет теперь значение?

Крошечная слезинка скатилась у нее по щеке.

Артем подхватил ее пальцем, И вдруг, не отдавая себе отчета, прижал Ольгу к груди и принялся целовать ее лицо. Она сдавленно охнула, напряглась, пытаясь освободиться, но Артем, окончательно потеряв голову, приник к ее губам, которые податливо раскрылись, но только на мгновение. А уже в следующее мгновение он лежал на спине и с недоумением смотрел на стоящую над ним женщину.

— Ты что? — спросил он, пораженный таким неожиданным и явно профессиональным броском. — Очумела?

Ольга поставила ему ногу на грудь и слегка придавила.