Горячий ключ

Ночью Павел спал плохо, лишь время от времени впадая в тяжелую дремоту. Вес это было следствием страшного переутомления и недостаточного питания. Голова разламывалась от невыносимой боли, в ушах гудело, к тому же короткие, но жуткие по своей безысходности сны наполняли душу тягостными предчувствиями, не восполняя, а подтачивая последние силы. Дмитрий и Синяев тоже почти не спали и постоянно ворочались на подстилке из хвойного лапника.

Вчера им удалось спуститься с седловины и заночевать на дне ущелья. К счастью, среди камней нашлось немного дров, и чахлый огонек небольшого костра помог скоротать не самую легкую в жизни каждого из них ночь. По крайней мере, Павел никогда так не мерз, а стук зубов, который издавали они втроем, мог вполне соперничать с боем нескольких туземных барабанов. Так грустно пошутил Дмитрий, когда в очередной раз вылез наружу из-под огромного плоского камня, где они устроились на ночлег. Светила полная луна, и Павел видел, что журналист пристально вглядывается в вершины гор, нависших над ущельем Странно, но, когда Павел поднялся, усталости как не бывало, голова перестала болеть и дышать стало несравнимо легче. В тусклом утреннем свете он увидел, что Дмитрий осматривает веревку и скальные крючья Павел невольно поежился. Слишком несерьезно выглядело их снаряжение на фоне молчаливых гигантов, высокомерно взиравших на них сверху Он тоже упаковал свой мешок, проверил, высохли ли ботинки, которые всю ночь сушились около костра, надел их, а потом немного походил по мокрым от росы камням, разминая ноги Потом схватил за ноги Синяева и подтащил его к выходу вместе с лапником, на котором тот спал.

— Убр-р прг… — рассерженно проворчал Синяев и лягнул Павла. Павел успел увернуться, и удар не достиг цели.

Дмитрии в нетерпении двинул носком ботинка Синяева по ребрам. Это произвело больший эффект. Синяев сел и, по обыкновению, начал ругаться. Дмитрий повернулся и отошел от него.

— Кажется, погода установилась, — сказал он Павлу.

В его голосе почему-то явственно прозвучали нотки сомнения, хотя небо было кристально чистым и вершины, позолоченные лучами восходящего солнца, четко выделялись на фоне темного небосвода. Павел спросил — Тебе что-то не нравится?

— Слишком ясно, — ответил Дмитрий. И опять в его голосе прозвучало сомнение — Пожалуй, слишком ясно после вчерашнего снегопада — Ты уже определился, как мы пойдем?

— Перевал отсюда не виден. Вчера его скрывали облака, сегодня — эта гора. Мы должны обойти ее, и там уже рукой подать до перевала. После него должно быть легче. Самое главное для" нас — добраться до перевала.

Вершина, на которую показал Незванов, была освещена солнцем и казалась такой близкой, что хотелось к ней прикоснуться. Павел беззаботно сказал:

— Не страшно, одолеем.

Дмитрий фыркнул.

— Только на первый взгляд. Ты не представляешь, как это будет страшно на самом деле. — Он помолчал и предложил:

— Давай поедим.

Синяев вновь наотрез отказался есть, и тогда Павел, поймав многозначительный взгляд Незванова, ухватил его за шиворот и с расстановкой произнес:

— Не веди себя как капризная баба! И жри, когда тебе приказывают, иначе я просто затолкаю тебе тушенку в пасть. Мне осточертели твои закидоны, Синяев! Предупреждаю, если свалишься от слабости, никто тебя на себе не потащит!

Синяева перекосило от ненависти, однако разогретую банку тушенки он взял и стал с отвращением поедать мясо.

— Как твои кроссовки? — спросил у него Дмитрий.

— Нормально! — произнес тот сквозь зубы.

— Никаких «нормально», — отрезал Дмитрий. — Мне наплевать, если ты вдребезги разобьешь себе пальцы, мне наплевать, если ты натрешь волдыри с кулак размером, мне наплевать на твои нервы, твои слезы и сопли. Мне надо одно: чтобы ты не задерживал нас ни на минуту. Так что, если кроссовки не в порядке, об этом следует сказать сейчас.

— В порядке, — буркнул Синяев.

Дмитрий поднялся на ноги:

— Тогда выходим. Берите мешки.

Павел проверил мешок на вес. Тот значительно полегчал и почти не оттягивал спину, как в первый день. Или просто он уже привык к нему и не замечает тяжести? Он помог Дмитрию подтянуть одну из лямок рюкзака и выразительно посмотрел на Синяева, который продолжал возиться со своим мешком.

Наконец он взвалил его на плечи. И в этот момент что-то выпало из мешка, звякнув о камни.

Это была фляжка Артема. Синяев побагровел и быстро наклонился, чтобы поднять ее, но Павел опередил его.

— Так ты, выходит, еще и вор? — произнес он медленно и просверлил Синяева таким взглядом, что у того медленно сошла с лица краска, а губы посинели, как у утопленника.

— Нет, — промямлил он, — Т-т-таранцев сам ее дал… мне.

— Как же, — ухмыльнулся Павел, — так мой командир и расстанется с ней. На дураков рассказ! — Он потряс фляжкой. Она была пустой. — Ну ты и сволочь! — заорал Павел и швырнул ее в Синяева.

Тот согнулся, но помешал мешок, и он не сумел увернуться. Фляжка угодила ему прямо в лоб над правым глазом. Синяев, жалобно вякнув, схватился за лицо.