Горячий квартирант

Фу! Иногда Кэннон мог быть настоящей занозой в заднице. Мы ждали у школы мою маму, которая должна была приехать и забрать нас, а он нагрузил на себя не только свой рюкзак «Капитан Америка», но также рюкзак Элли и еще коробку для ланча. Он был похож на мула.

– Дай сюда. – Я снова махнула рукой. – Я сама могу нести свой рюкзак. – Бабушка сказала, что я не нуждаюсь в том, чтобы мужчины что-то делали за меня, и кроме того, Кэннон еще даже не был мужчиной. Ему было всего восемь лет.

Он бросил взгляд на Элли, и она кивнула.

– Отлично, – сказал он, неохотно снимая с плеча мой рюкзак. – Держи.

Я с облегчением прижала рюкзак к груди, слегка удивленная тем, что совсем не злюсь на Кэннона. Если уж говорить о мальчишках, он был не так уж плох…

* * *

– Тебе лучше? – спросил Кэннон, переводя взгляд на меня.

Прикусив губу, я кивнула.

– Полагаю, было понятно, что я волновалась, а?

– Мы не обязаны это делать.

– Что? – пробормотала я.

– Ничего. Мы снова можем притвориться, что притяжения, которое ощущается между нами, не существует. Я не стану давить на тебя.

Его слова должны были успокоить меня, но вместо этого они вызвали у меня раздражение, словно царапнули по коже. Я больше не хотела притворяться. Мне надоело быть трусихой и называть это осторожностью, благоразумием, сдержанностью. Это была прежняя Пейдж. Которая боялась попробовать что-то новое, жила внутри своего мирка. Неуклонно приближалась к тридцати годам и по-прежнему была одинока – с бродячей собакой вместо стереотипного кота, но все равно закрытая и жалкая. Новая Пейдж была смелой авантюристкой. Во всяком случае, ей хотелось быть такой.

– Нет. – Я покачала головой. – Это была моя идея. Ты не давишь на меня. – Наклонившись вперед, я поставила перед нами свой бокал. – Просто я не знаю, как… начать.

– Это мое дело, принцесса.

Принцесса! Это прозвище было мне не настолько противно, насколько, вероятно, должно было быть приятно. Давно я не бывала ничьей принцессой. Или никогда, напомнил мне мой тихий внутренний голос. В детстве Кэннон так называл меня, но это было в шутку, чтобы поддразнить или подколоть меня. Этот новый, взрослый мужчина, в которого превратился оставшийся в моей памяти мальчик, вызывал у меня удивление.

Его темные глаза были наполнены невыразимой страстью. А пухлые идеально очерченные губы искривились в легкой улыбке. Он был до такой степени абсурдно сексуальным, что у меня в животе все завязывалось узлом, стоило мне только посмотреть на него.

Я все еще нервничала. Но давай же… это же Кэннон. Я знала его более двадцати лет. Он не сделал бы мне больно и не исчез бы утром, никогда больше не позвонив. Мы остались бы вместе в этом доме еще на пару месяцев, вероятно, пекли бы блины по утрам в воскресенье и смеялись над тем, как мы проводим время. Мы бы избавились от влечения, которое испытывали друг к другу, и двигались бы дальше. Это было лишь удовлетворением непреодолимого желания.

Он поставил свой бокал рядом с моим, потом склонился ко мне, проведя кончиками пальцев по моему подбородку, прежде чем повернуть мое лицо к себе.

Вот оно.

Он собирался поцеловать меня.

Пришло время доказать ему, что я способна провести с ним не одну ночь и не влюбиться в него – либо это, либо испуганной и одинокой поспешно удалиться в свою комнату. У меня было два варианта. Если только в ближайшие четыре секунды не раздастся пожарная тревога, его пухлые губы прильнут к моим.

В долю секунды приняв решение действовать, а не болтать попусту, я наклонилась к нему.

Кэннон улыбнулся, прижавшись ко мне губами, не спеша заявить о своих правах. Может быть, потому что знал, что я уже принадлежу ему. Может быть, потому что в отличие от большинства мужчин он понимал, что не стоит спешить. Мы оба желали этого, но отсроченное удовольствие было бы еще слаще, когда мы наконец испытали бы его.

Его губы медленно прижимались к моим, так чтобы наши языки могли соприкоснуться, вгоняя нас в искушение. Это было поразительно. Его губы впивались в мои, сливаясь с ними, принимая все, что я могла отдать. Его рука ласкала мой подбородок. Я ощущала пьянящий вкус вина на его языке, и понимала, что меня никогда так не целовали. Так властно. Так откровенно. Меня нельзя было назвать неопытной… но что бы я прежде ни делала, я больше не смогла бы назвать это поцелуем. Осторожно облизывая мой язык, Кэннон снова и снова учил меня, как целоваться.

Мать твою! Я целуюсь с Кэнноном Ротом. Это должно было казаться странным и в высшей степени чужеродным. Мой мозг должен быть вопить: Прекрати! Прекрати! Но мне казалось, что на свете нет ничего естественнее. Наши языки двигались в такт, словно долгие годы тренировались, ожидая именно этого момента. Вожделение смешалось с наслаждением, разливающимся по моим жилам.

Слегка отстранившись, он опять усмехнулся, глядя на меня.

– Ты еще со мной?

Я жадно кивнула, опьяненная страстью к нему. Если он сумел заставить меня потерять голову после одного поцелуя, то было почти страшно думать о том, чем в итоге закончится эта ночь.