– Она почти готова, – сказала я, направляясь на кухню.
– Я сначала пойду приму душ. Ты не против?
– Конечно, нет. Я только подогрею булку в микроволновке. Не торопись.
Я знала, что мне не следует возбуждаться, глядя, как покачивается упругая задница Кэннона, когда он шел по коридору, но, черт возьми, становилось все труднее жить рядом с мужчиной, к которому меня так тянуло.
После того как он принял душ, мы сели за стол и начали есть. Когда я спросила Кэннона, хочет ли он поговорить о прошедшем дне, он покачал головой. Поэтому я надоедала ему скучными историями о своей работе и показывала фотографии Энчилады в своем телефоне. Потом все снова вернулось в нормальный, спокойный ритм. Мы помыли посуду, посмотрели телевизор, а затем разошлись по своим спальням. Когда я ложилась одна в свою постель, меня охватило отчаяние.
Потребность в том, чтобы успокоить Кэннона, быть рядом с ним, убедиться, что с ним все в порядке, была нестерпимой. Но я не пошла бы к нему, не в эту ночь. До тех пор пока он ясно не даст понять, что нуждается во мне. В последний раз, когда я прокралась в его комнату, он дал мне то, к чему я стремилась, горячий секс, которого я жаждала, но вместе с тем предупредил меня, что этого больше не повторится. Я была не такой девушкой – не из тех, кто не обладает ни самоконтролем, ни самоуважением, кто отказывается от своих принципов и раздвигает ноги. Нет уж, спасибо. Я должна была суметь жить одна, когда все закончится.
Движение у моей двери на секунду испугало меня.
– Привет, – сказал Кэннон, останавливаясь в дверном проеме.
– Все в порядке? – Я села на кровати, рассматривая его серые пижамные шорты, заманчиво низко сидевшие на бедрах.
– Да. – Он потер затылок, при этом он выглядел таким неуверенным, каким я его раньше не видела. – Ты не против, если я составлю тебе компанию?
И поскольку я не могла сказать «нет» в ответ ни на одну просьбу Кэннона, даже если хотела это сделать, я кивнула. Это был первый признак того, что между нами, возможно, еще не все кончено, вопреки тому, что он говорил.
Скоро мы лежали, обнявшись, под одеялом.
– Спасибо за сегодняшний день, Пейдж, – проговорил он низким и сонным голосом.
– Не за что. – Я всего лишь улизнула пораньше с работы, чтобы успокоить друга, но я была рада, что это хотя бы чуть-чуть помогло ему.
– Это глупо, но сегодняшний день открыл мне глаза на то, чем я хочу заниматься, на то, что меня всегда интересовало, но я не верил себе.
– Что же это?
– Я хочу быть кардиологом. Я знаю, что конкуренция очень велика, знаю, что будет трудно. Я знаю, что на протяжении моей карьеры у меня будут дни, как сегодня, отчего я с тревогой задаюсь вопросом, почему я выбираю все это, но твои сегодняшние слова действительно запали мне в душу.
– Что я сказала?
– Что я спасу гораздо больше жизней, чем потеряю.
– Знаешь, это правда, – прошептала я в ответ.
– Я знаю, – сказал он, нежно целуя меня в лоб.
Он притянул меня ближе, так что я уткнулась носом в его голую грудь, вдыхая его опьяняющий запах – запах геля для душа и Кэннона. Он был искренен со мной больше, чем кто-либо, и я была счастлива быть здесь, рядом с ним, когда он нуждался во мне.
Кэннон шепотом пожелал мне спокойной ночи и еще раз крепко обнял меня.
Я знала, что это не продлится долго. Одно дело играть и притворяться перед младшим братом своей лучшей подруги, но совсем другое дело находиться с ним в настоящей любовной связи. Но я также знала, что больше не хочу притворяться.
Глава 22
Пейдж
Раздавшийся среди ночи телефонный звонок испугал нас обоих. К этому моменту я уже знала, что Кэннон спит с мобильным телефоном у кровати, и, поскольку он ставил на нем будильник, звук всегда был включен громко.
Когда я проснулась, он что-то кричал в телефон.
– Нет. Нет, твою мать! – взревел он и стукнул кулаком по матрацу. – Просто дыши. Я сейчас приеду.
– Кэннон? – Я села на кровати, сердце у меня билось со скоростью миллион раз в минуту. – Кто это был?
– Мама, – проворчал он еще охрипшим после сна голосом. – Мой отчим умер.
* * *
Смерть Боба стала большим ударом для всей семьи. Как и следовало ожидать, мать Кэннона была почти безутешна, а Элли держалась ненамного лучше. Все те годы, которые их мать прожила с Бобом, он был ее надежной опорой. Он заботился обо всем, что было необходимо Сюзанне, обеспечивая ей красивый дом, комфортабельную жизнь и, самое главное, любовь и стабильность. Теперь она лишилась всего этого, и было больно смотреть на Кэннона и Элли, которым пришлось столкнуться с новыми проблемами своей матери.
Боб был евреем, поэтому после официальной траурной церемонии в синагоге мы вернулись в дом, чтобы подготовиться к шиве – семидневному трауру, – что означало, что все зеркала в доме должны быть завешены, а свет приглушен, вместо него должны были гореть свечи. Приехала сестра Боба, чтобы проинструктировать Сюзанну, поскольку никто со стороны семьи Рот не был евреем и они не знали надлежащих правил.