Горячий танец смерти [сборник]

— Скажите лучше, почему вы так поспешно стали решать вопрос с управлением вашим общим бизнесом, да еще таким некрасивым способом?

И снова очко в пользу спортсмена, никаких корчей на тему: ах, откуда знаете, да в чем вы меня подозреваете. Напротив, ответ последовал краткий и по сути:

— Тут не до сантиментов, знаете ли, и способ самый обыкновенный. Хоккейный клуб принадлежит мне, я его выкупил, спас от банкротства, нашел инвесторов, решил вопросы с долгами. И стоило мне отъехать… объективно, ради общей пользы, как она, Валерия, не просто прихватила все необходимые документы, бухгалтерию, электронную подпись, но и изъяла со счетов общества немалую сумму, не поставив в известность меня, второго собственника.

— Она учредитель.

— Она соучредитель. Я лично уверен, что она нарочно это сделала, чтобы мне напакостить. Вы поймите… — Он подался вперед, упер локти о стол, раскрыл большие ладони. — Тут то же, что и в семье, все общее. Но одно дело, когда супруга, не спросясь, прибирает у вас из портмоне сотенку-другую на когти-ресницы, и совсем другое — когда теперь возникает вопрос о том, как разбираться с кредиторами, как людям зарплату платить, аренду.

— Ладно, ладно. Вы правы, считайте меня своим союзником. Давайте все-таки к сути. Вы зачем сюда заявились?

— Желаю помочь следствию.

— Почему же только сейчас?

Радаев снова откинулся на спинку кресла, заметно успокоившись, смотрел прямо, чуть улыбаясь.

«Странно он себя ведет, чрезмерно спокойно, уверенно, никакого трепета перед следаком не испытывает. То ли в самом деле невиновен, то ли, напротив, виноват во всем и полагает, что очень хорошо спрятал все концы».

— Потому что, во-первых, я только сейчас получил эти данные, во-вторых, уж прошу прощения, напрямик выскажусь, предыдущие сыскари не горели желанием копать и докапываться…

— Послушайте, — прервал Лев Иванович, решив, что пришла пора для разведки боем, — а почему вы лишь под подпиской, не в предвариловке?

И на этот раз расчет оправдался: в некрупных прицельных глазках явно промелькнуло искреннее разочарование, мол, и этот следачок того, не блещет.

«Давай, давай, милый, разочаровывайся далее. Перед тобой — полный идиот, старый, замшелый полкаш, которому ни до чего дела нет».

Уже вольготно откинувшись в кресле, Радаев сплел в коврик мосластые пальцы и ответил, чуть растягивая слова:

— Под подпиской я потому, что никуда деваться не собираюсь. А не в предвариловке я потому, что ваши коллеги сочли, что раз уж я на день пропажи Леры находился по ту сторону океана, то вряд ли причастен к ее исчезновению. К тому же мне-то зачем это надо?

Кто-то приоткрыл дверь и, увидев, что в кабинете посторонний, прикрыл. «Видимо, Верочка. Или Станислав решил дожидаться новостей в коридоре. Что ж, разумно».

— Хорошо, оставим. Что за новые данные вы хотите презентовать?

Радаев, тотчас стерев с лица улыбку, извлек из заднего кармана джинсов телефон, протянул Гурову:

— Этот телефон я нашел вчера вечером. Тут фото. У Леры есть любовник, и сбежала она наверняка к нему.

Глава 14

— Причудливая история, — помолчав, признал Гуров. — А позвольте спросить, вас никогда не смущала разница в возрасте? Вам сколько лет?

— Двадцать семь.

— А ей, стало быть…

— Лера Паскевич — это товарный знак, это символ, — прервал Радаев, усмехаясь. — Она вечна, она не имеет возраста.

— Но она все-таки женщина, — мягко напомнил сыщик, — а вы, простите, сколько времени в совокупности проводили в России?

— Немного, до последнего времени. Последний раз я прилетал год назад. Понимаю, к чему вы. Женщине одной туго, не выдержала. К тому же эти паскудные истории с якобы шпионажем и изнасилованием…

Вполне искусно изобразив недоумение, Гуров спросил:

— Что вы имеете в виду?

Радаев глянул с подозрением, но полковник задал вопрос и ждал ответа без тени издевательства, сомнений и, главное, интереса.

— Простите, — помолчав немного, покаялся посетитель, — когда на тебя столько всего сваливается, думаешь, что весь мир в курсе твоих бед.

— У вас неприятности? — участливо уточнил сыщик.

— Если можно назвать американскую тюрягу неприятностью, то да, — вежливо согласился Радаев.

— За что же, если не секрет?

— Я ж объясняю. Или, полагаете, шучу? По версии федерального прокурора, я шпион и насильник.

Гуров невежливо присвистнул:

— Что ж, посягали?

Радаев решительно отверг обвинение.

— И в мыслях не было. Мне-то зачем?! Просто после истории с педосвитерами…

— Час от часу не легче. Это что за триллер?

— В октябре я отказался выходить на лед для участия в предматчевой раскатке в радужном свитере.

— Вы верующий человек?

— Это неважно, — отрезал Радаев. — По контракту я обязан участвовать в благотворительных мероприятиях, как и вся команда. А такого рода вещи никакого отношения к благотворительности не имеют. И, хотя в самом матче я сыграл, а позже пояснил свой поступок, все равно понимания не нашел.

— А если бы вам предложили деньги, вы бы согласились? — невинно спросил Гуров.

— Нет, — вежливо ответил тот.

— Много денег, — уточнил сыщик.

— Вам, должно быть, не хуже меня известно: деньги кончаются — позор остается.