Горячка

— Ооо! Нехорошо! Оставить М'Бумбу! Он прийти, он уйти… Потом прийти еще. Тут ничего нет сделать.

Улыбка и вся его радость куда-то испарились. Теперь он ворочал своими огромными глазами, с беспокойством на лице и отрицательно качал головой, весь посерев от страха.

— Нет, Элияс. Ты оставить М'Бумбу. М'Бумба, злой дух!

Он вонзил палец мне в грудь, а потом в грудь и остальных двоих.

— Ты, Элияс, не дух. Ты — не дух. Ты, Монтань, не дух — не дух. М'Бумба — дух. Очень опасно. Много смерть.

— Хорошо, Вождь. Мы будем осторожными.

— Нет! Дух — нехорошо!

Видя его испуг, Пауло посчитал, что пришло его время вмешаться.

— Наш Бог бастовал, — начал он свои объяснения. — И это является причиной катастрофы, жертвой которой мы стал. Но теперь он уже вернулся к делу, и свет его падает на нас. Понимаешь, великий Вождь? И можешь поверить, мы сильнее всех духов!

Вождь отбросил всякие аргументы и заявил, что мы не можем отправиться на охоту до тех пор, пока люди куджу не привлекут на нашу сторону духов, враждебных М'Бумбе.

— Мы устроить праздник для тебя, тебя и тебя. Потом вы смочь найти М'Бумбу. Ружья тут не помочь. Ты должны иметь защита!

По отношению к беспокойству Вождя и его решительности, отказываться было бы верхом невежливости и даже отсутствием уважения.

— Ты, ты и ты прийти сейчас. Я сказать всем. И сразу же пойти к колдуну. Нехорошо, нехорошо для куджу. М'Бумба не любить нас. Ты приходить.

Видение мира этих людей полностью основано на верованиях и обычаях, которые влияют на всякое решение, на каждое событие, даже на всякое насущное действие. Действовать вопреки этим верованиям означало бы нарушение жизненного порядка; следовательно, такого следует избегать. Весь этот континент, мы знали это из собственного опыта, буквально кипел различными историями о чарах, духах и ядах. Наша деревушка не была в этом плане исключением и имела собственного колдуна, незаменимую личность, предсказателя по каждому делу, в особенности же — если предстояло сражаться со сглазом, как в этом случае.

Наш комфорт и спокойствие нашего дома зависели от отношений с людьми куджу. Мы всегда уважали их ритуалы и пытались их понять.

— Ну вот, — тихо простонал Пауло, — теперь нам станут крутить яйца какими-то праздниками. Три часа псу под хвост. Ну скажи же ему что-нибудь. Отвертись как-то.

— Отказываться нельзя. Обидятся.

— Если можно… — вмешался Монтань. — Похоже, что сейчас идет речь о специальной церемонии. Мне интересно, как люди куджу станут бороться с враждебным им духом.

Пауло лишь окинул того злым взглядом, вздохнул, понапрасну выискивая выход для себя, но потом, сдаваясь, поддался:

— Твоя взяла, великий Вождь! Я соглашаюсь на мессу, когда только захочешь.

Вся деревушка в торжественной процессии направилась к дому колдуна.

— Ой, блин! — согласился Пауло. — Дело серьезное. Такая куча народу!

Мы шли по тропинке, ведущей в лес. Куджу не были особо высокими, но атлетически сложенными. Их кожа имела цвет угля. Их ноги, привыкшие к походам через джунгли, были чрезвычайно крепкими и выгнутыми дугой. У воинов головы были выбриты или же покрыты очень короткими волосами. У большинства на головах были повязки из черной кожи. Лишь немногие взяли с собой луки, зато, как всегда, у каждого в руке или за поясом имелось мачете.

Мы прошли мимо группки женщин, которые не спешили. У них были короткие волосы, обвисшие груди; талия и бедра у них были обернуты цветастой материей; они намазывались пряной эссенцией, запах которой разносился вокруг их тел. Большинство из них взяло с собой новорожденных, закрепив их к спине полотняной полосой.

Группками по четыре-пять человек шли мальчишки. Они часто подходили, чтобы прикоснуться к нашим рукам, и при этом тихо смеялись. Многие молодые мужчины несли на плече тамтамы. Время от времени, кто-нибудь выбивал на своем инструменте дробь — так, для упражнения.

Так мы шли довольно долгое время через джунгли, и воздух вокруг нас был прямо-таки густым. Окрики женщин и детей, неожиданная дробь тамтама — все звуки принимали свое, особенное звучание. Наконец мы вышли на выкорчеванную, залитую солнцем поляну, посреди которой стоял дом колдуна: квадратный, деревянный, покрытый листами жести и пальмовыми листьями. Вход стерегли два тотема из резного дерева. Дом был окружен довольно обширным кругом воткнутых в землю колов.

Колдун был старым, сгорбившимся типом с совершенно молодым лицом, с которого не сходила мягкая и доброжелательная улыбка. С той же улыбкой он принял и нас, довольно качая головой.

— День добрый! День добрый!

Его глаза находились в неустанном движении. Когда, на мгновение, его взгляд столкнулся с моим, я был поражен бьющей из него силой: я видел две блестящие черные точки, выражающие глубочайший ум. У типа имелись очевидные достоинства, направленные на интенсивную внутреннюю работу человека умственного труда. Именно она, эта работа, была причиной того, что в глазах таилась такая сила выражения, которой он вроде бы и стыдился, отводя взгляд.