Мальчик вынул из-за пояса кожу ящерицы. Можно сделать из нее рогатку. Осколком обсидиана Гилас вырезал из кожи овал, потом как следует вычистил и сложил мешочком. Отлично – камень сюда поместится. Сделал вырезы с двух сторон и продел через них второй жгут из стеблей кипрея. С одной стороны завязал узлом: так рогатку держать удобнее. А с другой сделал петлю для большого пальца.
С рогаткой Гилас снова стал собой прежним. Еще бы – он ведь даже не помнит времен, когда не умел из нее стрелять.
Между тем Солнце опускалось все ниже. На западном склоне Гилас заметил еще один каменный гребень. Но на этом растет много деревьев. Оставив несколько знаков для Пирры, Гилас зашагал в ту сторону. Проходя мимо душистой руты, сорвал немного и растер по рукам и ногам. Так он и свой запах замаскирует, и гнус отпугнет. Еще не хватало, чтобы насекомые садились на него, а потом разносили его запах повсюду.
Под соснами прохладно. Воздух здесь чистый и свежий. Гилас заглушил голод листьями лебеды и хрустящими луковицами гиацинта. Приметил шарики навоза: недавно здесь проходила дикая коза. А вот маленький островок примятой травы. На этом месте отдыхал заяц.
Гилас отыскал еще один горячий ключ. Жидкая грязь на его берегах ярко-оранжевая. Вода не такая обжигающая, как в первом роднике, и на вкус вполне нормальная. Гилас с жадностью сделал несколько глотков и сразу почувствовал прилив сил. Может, Талакрея ему все-таки не враг? Просто Гилас еще не разобрался, как живет этот остров.
Вдруг в двадцати шагах от мальчика из ежевичных кустов выскочил заяц. Гилас застыл неподвижно. Животное молодое и глупое. Уселся спиной к Гиласу и сложил лапы на животе. Боясь дышать, Гилас схватился за рогатку и выпустил камень.
Костер разводить опасно. Что, если Вороны заметят дым? Гилас съел зайца сырым, выпил кровь и сжевал внутренности: и сладковатую скользкую печень, и маленький узелок сердца. Гилас постарался съесть как можно больше, но мяса он не видел уже много лун, и скоро его замутило.
Гилас торопливо поблагодарил зайца за то, что дал ему пищу. Посыпал пыли на заячий нос: пусть дух скачет прочь и ищет себе новое тело. Передние лапы зайца Гилас положил на камень. Будут подношением для Повелительницы Зверей. Задние лапы Гилас оставил для Повелительницы Огня, а хвост бросил в кусты духам давно покойных каменщиков. Ведь своих Предков у Гиласа нет.
Все, что осталось от заячьей тушки, Гилас повесил на ветку. Завтра доест. А сейчас у него едва хватило сил, чтобы вымыть руки.
Вода в роднике, конечно, чересчур горячая, и все же держать в ней руки приятно. Может, это волшебный источник? Гиласу стало любопытно, и он погрузился в воду целиком.
За всю жизнь мальчик купался только в холодных озерах и горных потоках. В горячей воде ощущения совсем другие, непривычные. Кажется, будто она залечивает ссадины и порезы, расслабляет напряженные мышцы. Скоро вся пыль и грязь шахты смылись, а вместе с ними – последние следы раба по кличке Блоха. На берег вылез не он, а Чужак по имени Гилас. Отныне он свободен.
От усталости кружилась голова. Срезав пучок папоротников, Гилас постелил их под каменным карнизом и свернулся калачиком на этой самодельной подстилке. Завтра он смастерит из заячьих костей иглы, а из жил нитки. Сошьет из шкуры бурдюк для воды, а еще юбку. А потом будет думать, как спасти Пирру…
«А про нож-то ты забыл», – уже в полусне сказал себе Гилас. Надо сделать нож.
Перед глазами как живой встал кинжал Короносов. Острое бронзовое лезвие явилось во всей своей суровой красоте. Пальцы сжались, пытаясь ухватить рукоятку. Прошлым летом Гилас владел клинком всего несколько дней, но с ним мальчик чувствовал себя сильнее. Казалось, будто рядом друг. Гилас даже заскучал по кинжалу Короносов.
Постепенно мысли становились все более бессвязными. Вокруг пели ночные сверчки, журчал родник, но звуки долетали до мальчика смутно, будто издалека.
А кто это крадется среди папоротников? Кто-то довольно крупный, но не настолько, чтобы представлять угрозу. Наверное, барсук или лиса.
Скоро папоротники превратились в колышущееся прохладное Море, и зеленые волны быстро убаюкали мальчика.
Глава 16
Маленькая львица не знала, что и думать об этом человеке. Он не похож на тех, которые убили маму и папу. Не взрослый, а детеныш. Собак у него нет, и за плечами не хлопает страшная пустая шкура. А еще он спугнул канюка.
Малышке даже пришла в голову мысль: что, если теперь о ней будет заботиться человек? Она собиралась искать других львов, но почему-то рядом с человеком львица чувствовала себя на своем месте.
Пока не стемнело, малышка шла за ним: мимо горячей воды, сквозь заросли, мимо костей, которые раньше были ее мамой, вверх на каменный гребень, вниз, к лесу. Маленькая львица уж думала, человек никогда не остановится. Раненая лапа разболелась от долгой ходьбы. Охота человеку бродить по жаре, щурясь от ослепительно-яркого Света? Лучше дождался бы приятной прохладной Темноты, а до тех пор лег бы вздремнуть.