Теламона мутит от усталости. Нанесенную Пиррой рану на бедре больно дергает. Но, взглянув на собственные пальцы, крепко вцепившиеся в борт корабля, Теламон ощутил прилив гордости. Этими руками он раскопал обвал. Выбрался сам и вытащил Фаракса. Гора хотела с ними расправиться, но Теламона так просто не возьмешь. Теламон призвал на помощь Злобных, и те пришли ему на выручку.
Злобные спасли и его, и родных. Вот только кинжал затерялся где-то в каменной осыпи. Но главное, что Короносы уцелели все до единого. А это значит, что клинок не погиб на Талакрее. Теламон в этом почти уверен. Похоже, остальные того же мнения.
В нескольких шагах от него над кормой натянули навес. Под ним сидит мрачный Креон. Потеря шахт для него – тяжкий удар. Фаракс точит меч, Алекто вычесывает из волос пепел. Коронос глядит на Море. Лицо у Верховного вождя, как всегда, непроницаемое. В первый раз Теламон почувствовал, что эти люди ему по-настоящему близки.
Коронос повернулся к внуку. Их взгляды встретились. Теламон поклонился и отошел в сторону. Не время рассказывать деду, что внук узнал в последние мгновения на Талакрее. Теламон решил помалкивать, пока не придумает, как распорядиться этим знанием.
Гилас выжил. Теламон мельком заметил его на берегу, когда судно Короносов отчаливало.
При одной мысли о Гиласе внутри закипают ярость, страх, возмущение. Но ни следа грусти об утраченной дружбе. Это хорошо. Теперь с былой слабостью покончено.
Вдруг откуда ни возьмись налетел мощный порыв ветра. Корабль закачался, Теламона мотнуло назад. С востока донесся оглушительный рев. Люди кричали, показывали пальцами, сжимали в кулаке амулеты, падали на колени. Теламон как завороженный уставился на черное облако, поднимавшееся над горизонтом.
– Все, конец Талакрее, – заметил подошедший Фаракс.
– А вдруг и нам конец? – произнес один из гребцов.
– Ну что ж, конец – значит конец, – мрачно проговорил Фаракс.
Теламон с восхищением взглянул на дядю. Вот это человек! Даже великое бедствие встречает так же, как все остальные напасти: с мечом в руке.
«Да, так и надо», – подумал Теламон.
Мальчик уже сообразил: Злобные спасли его не просто так. Именно ему – не Фараксу, не Креону, даже не Короносу – суждено стать спасителем клана. Теламон сокрушит Кефтиу и подчинит себе всю Акию. Благодаря ему клан поднимется до невиданных высот.
И никакой Чужак – никакой грязный босоногий козопас – ему не помешает.
Пирра сидела на корточках и успокаивала запертую в клетке Разбойницу, как вдруг раздался взрыв.
Чайки вспорхнули над скалами, гребцы испуганно закричали. Усерреф вцепился в амулет в форме всевидящего ока и стал нараспев молиться своим богам. Разбойницу с самого начала плавания укачивало, а теперь она и вовсе прижала уши и сжалась в плотный комок.
Облако пепла медленно наползло на Солнце. В воздухе сразу повеяло холодом. Вдали уже показался Кефтиу, но даже здесь в морской воде плавает пепел. Понятно, что на Талакрее выжить никто не мог.
Усерреф закончил молитву и опустился на колени рядом с Пиррой.
– Что с нами теперь будет? Пропадем без Солнца? – спросила девочка.
– Не знаю. Но мой отец служил писцом и знал много Истин. Помню одну из них: «Я Повелитель Горизонта. Я закрою Солнце и отвернусь от людей. Я пошлю на вас великое бедствие…».
Пирра стиснула в кулаке личную печать и подумала о Гиласе. Как он там, на маленьком кораблике, битком набитом спасшимися рабами? Успели они отплыть подальше, до того как на Талакрею обрушилась вся сила гнева Повелительницы Огня?
– Мальчишка на берегу… – произнес Усерреф. – Это ведь тот самый, с которым ты повстречалась на Острове Богини прошлым летом? Его, кажется, Гилас зовут?
Пирра ощетинилась:
– Никогда больше не произноси его имени. Я его ненавижу.
– Неправда.
– Еще какая правда!
Она так громко кричала о своей ненависти, что даже охрипла. Это ли не признак, что ее чувства искренни? «А могла бы уплыть вместе с ним», – подумала Пирра. Если бы не Гилас, осталась бы свободной.
Палуба скрипела и покачивалась. Кефтиу неумолимо приближался. Пирра умоляла Усеррефа высадить ее на побережье подальше от Дома Богини. Тогда у нее появился бы хоть какой-то шанс сбежать снова.
– Не отдавай меня Яссассаре! Больше она меня не выпустит! Теперь дневного света не увижу!
Но Усерреф – мягкий, добрый Усерреф – непреклонен. Пирра понимает: он упорствует не оттого, что хочет спасти свою шкуру. Просто такой уж они, египтяне, народ: покорны судьбе. Вбил себе в голову, будто богам угодно, чтобы он исполнил волю Верховной жрицы.
Вот Усерреф протолкнул между прутьями клетки кусочки рыбы. Разбойница оправилась настолько, что сразу же их проглотила.
– Прости, маленькая дочь Солнца, но выпустить тебя не могу, – уважительно обратился к львенку Усерреф. – Но когда сойдем на берег, выстрою для тебя хорошую просторную клетку. У тебя будет много игрушек, и мясо будешь есть каждый день. Буду почитать тебя как священное животное Сехмет.
Не поворачивая головы, Усерреф обратился к Пирре:
– Между прочим, мальчик тебя спасал.