Горящая земля

В нас было выпущено несколько стрел, но враги прекратили стрелять, когда узнали Скади. Она невольно помогла мне, вопя людям на другом берегу реки:

– Придите и убейте их всех!

– Я заткну ей рот, – вызвался Стеапа.

– Пусть сука скулит, – возразил я.

Она притворялась, будто не говорит по-английски, но наградила меня испепеляющим взглядом, прежде чем посмотреть через реку.

– Они трусы! – заорала Скади датчанам. – Сакские трусы! Скажите Харальду, что они умрут, как овцы.

Скади шагнула ближе к палисаду. Она не могла перелезть через стену, потому что я приказал надеть ей на шею веревку, которую держал один из людей Стеапы.

– Передайте Харальду, что его шлюха здесь! – крикнул я людям на другом берегу реки. – И скажите, что она слишком шумит! Может, мы вырежем ей язык, чтобы послать Харальду на ужин!

– Козье дерьмо! – обозвала она меня.

Потом потянулась к вершине палисада и выдернула стрелу, вонзившуюся в одно из дубовых бревен. Стеапа немедленно шагнул, чтобы ее разоружить, но я махнул ему, веля отступить. Не обращая на нас внимания, Скади уставилась на наконечник стрелы, потом внезапным скручивающим движением сорвала его с оперенного древка. Древко она швырнула через стену, посмотрела на меня, поднесла наконечник к губам, закрыла глаза и поцеловала железо. Скади пробормотала несколько слов, которые я не расслышал, снова прикоснулась губами к железу, толкнула наконечник себе под рубашку, поколебалась и кольнула себя между грудями.

Бросив на меня торжествующий взгляд, она показала окровавленный наконечник, бросила его в реку, подняла руки и запрокинула лицо к летнему небу. Скади завопила, привлекая внимание богов, а когда ее вопль утих, снова повернулась ко мне.

– Утред, ты проклят, – известила она таким тоном, словно говорила о погоде.

Я подавил желание прикоснуться к амулету-молоту у себя на шее, потому что, поступив так, показал бы, что боюсь ее проклятий. Вместо этого я глумливо усмехнулся, притворяясь, что отмахиваюсь от ее слов:

– Не трать попусту дыхание, сука.

И все-таки я опустил руку на меч и потер пальцем серебряный крест, вставленный в рукоять Вздоха Змея. Крест для меня ничего не значил, если не считать того, что это был подарок Хильды, моей бывшей любовницы, а теперь – невероятно набожной аббатисы. Думал ли я, что, прикасаясь к кресту, заменяю тем самым прикосновение к молоту? Боги бы с этим не согласились.

– Когда я была ребенком, – внезапно проговорила Скади все тем же небрежным тоном, как будто мы были друзьями, – мой отец избивал мою мать до потери сознания.

– Потому что она походила на тебя? – спросил я.

Она не обратила внимания на мою реплику:

– Он сломал ей ребра, руку и нос, а после, в тот же день, забрал меня на высокие пастбища, чтобы я помогла пригнать обратно стадо. Мне было двенадцать лет. Помню, как падали снежинки и как я его боялась. Хотелось спросить, почему он покалечил мою мать, но я боялась подавать голос. Потом он сам мне рассказал. Сообщил, что хочет выдать меня замуж за своего ближайшего друга, а мать против. Мне тоже была ненавистна мысль о таком браке, но он сказал, что я все равно выйду за этого человека.

– Предполагается, что я должен испытывать к тебе жалость? – уточнил я.

– Поэтому я столкнула его с обрыва, – продолжила Скади. – Я помню, как он падал сквозь снежинки, а я наблюдала, как тело отскакивает от скал, и слышала, как отец вопит.

Она улыбнулась:

– Я оставила его там. Он был еще жив, когда я согнала стадо вниз. Я перелезла через скалы и помочилась ему на лицо, прежде чем он умер.

Скади спокойно посмотрела на меня:

– Это было моим первым проклятием, лорд Утред, но не последним. Я сниму с тебя проклятие, если ты отпустишь меня.

– Думаешь, ты можешь напугать меня так, что я верну тебя Харальду? – забавляясь, спросил я.

– Ты вернешь меня, – уверенно проговорила она. – Вернешь.

– Уведите ее, – приказал я, устав от Скади.

* * *

Харальд явился к полудню.

Один из людей Стеапы принес мне весть об этом, и я снова поднялся на укрепления, чтобы увидеть Харальда Кровавые Волосы на другом берегу реки. Он был в кольчуге, вместе с ним прискакали пятьдесят его товарищей. На его знамени был вышит топор без топорища; древко венчал череп волка, выкрашенный в красный цвет.

Харальд оказался крупным мужчиной; конь его тоже был большим, но все равно конунг как будто сидел на карликовом скакуне. На таком расстоянии я не мог разглядеть его хорошенько, но ясно видел его желтые волосы, длинные, густые, не запятнанные кровью, и широкую бороду.

Некоторое время он пристально смотрел на стену Эскенгама, потом расстегнул пояс с мечом, бросил оружие одному из своих людей и послал коня в реку.

День был теплым, но поверх кольчуги Харальд носил еще и огромный плащ из черной медвежьей шкуры, благодаря которому казался чудовищно огромным. На его запястьях и вокруг шеи блестело золото, как и на уздечке его коня.

Харальд довел коня до середины реки, там, где вода захлестывала сапоги датчанина.