Горящая земля

Любой из лучников на стене Эскенгама смог бы его подстрелить, но Харальд демонстративно разоружился, что означало: он желает поговорить, и я отдал приказ, чтобы в него не стреляли.

Сняв шлем, он рассматривал людей на укреплениях до тех пор, пока не заметил Осферта в бронзовом обруче на голове. Харальд никогда не видел Альфреда и принял внебрачного сына за его отца.

– Альфред! – заорал он.

– Король не разговаривает с разбойниками! – крикнул я в ответ.

Харальд ухмыльнулся. У него было широкое, как совок для ячменя, лицо, кривой с горбинкой нос, большой рот, а глаза – хищные, как у волка.

– Ты – Утред Говнюксон? – приветствовал он меня.

– Я знаю, что ты – Харальд Робкий, – ответил я оскорблением на оскорбление, как и полагалось.

Он уставился на меня. Теперь, когда Харальд был ближе, я разглядел, что его желтые волосы и борода в брызгах грязи, жирные и скатавшиеся, как волосы трупа, похороненного в дерьме. Река бурлила вокруг жеребца.

– Скажи своему королю, – обратился ко мне Харальд, – что он может избавить себя от многих бед, если уступит мне трон.

– Альфред приглашает тебя прийти и взять этот трон, – ответил я.

– Но сначала, – Харальд подался вперед и похлопал по шее коня, – ты вернешь то, что принадлежит мне.

– У нас ничего твоего нет.

– Скади, – напрямик сказал он.

– Она твоя? – спросил я, притворившись удивленным. – Но шлюха наверняка принадлежит любому, кто может за нее заплатить!

Он бросил на меня полный ненависти взгляд.

– Если ты к ней прикоснулся, – прорычал Харальд, показывая на меня пальцем руки, затянутой в перчатку, – если к ней прикоснулся хоть один из твоих людей, клянусь членом Тора, я заставлю тебя умирать так медленно, что от твоих воплей зашевелятся мертвецы в их ледяных пещерах!

«Он дурак, – подумал я. – Умный человек притворился бы, что эта женщина значит для него очень мало или вообще ничего».

Но Харальд уже продемонстрировал, чего стоит.

– Покажи мне ее! – потребовал он.

Я заколебался, будто прикидывая что-то. Я хотел, чтобы Харальд покрепче вцепился в наживку, поэтому приказал двум людям Стеапы привести Скади.

Она появилась с веревкой на шее, но ее красота и спокойное достоинство словно делали ее главной на укреплениях. В тот момент мне подумалось, что она – самая царственная из всех женщин, каких я когда-либо видел.

Скади двинулась к палисаду и улыбнулась Харальду, который послал своего коня на несколько шагов вперед.

– Они прикасались к тебе? – уточнил он у Скади.

Прежде чем ответить, она бросила на меня издевательский взгляд.

– Они недостаточно мужчины, господин! – крикнула Скади.

– Поклянись! – отозвался датчанин; в его голосе ясно слышалось отчаяние.

– Клянусь, – ответила она нежно.

Харальд развернул коня так, что тот встал боком ко мне. Подняв руку в перчатке, датчанин показал на меня:

– Ты выставил ее голой, Утред Говнюксон.

– Хочешь, чтобы я снова выставил ее так?

– За это ты лишишься глаз, – прорычал он, заставив Скади засмеяться. – Отпусти ее сейчас же, – продолжал Харальд, – и я тебя не убью! Вместо этого я посажу тебя на веревку слепым и голым и покажу всему миру.

– Ты тявкаешь, как щенок, – отозвался я.

– Сними веревку с ее шеи, – приказал Харальд, – и немедленно пошли ее ко мне!

– Приди и возьми ее, щенок! – крикнул я в ответ.

Я чувствовал подъем духа.

«Харальд доказал, что он – упрямый дурак», – подумал я.

Он желал Скади больше, чем желал Уэссекса, даже больше всех сокровищ королевства Альфреда. Помню, я решил, что привел его в точности туда, куда мне хотелось, словно на поводке…

Но тут он повернул коня и показал на увеличивающуюся толпу воинов на речном берегу. А из-за деревьев, густо растущих на дальнем берегу реки, появилась цепочка женщин и детей. То были наши люди, саксы, связанные друг с другом, потому что их захватили в рабство. Люди Харальда, грабя Восточный Уэссекс, без сомнения, хватали каждого ребенка и каждую молодую женщину, каких могли найти, и, кончив забавляться с пленницами, отправляли их на кораблях на рынки рабов во Франкии.

Но этих женщин и малюток привели на берег реки, где по приказу Харальда они опустились на колени. Самому младшему ребенку было примерно столько же лет, сколько моей Стиорре, и я все еще вижу глаза этой девочки, когда та смотрела вверх, на меня. Она видела полководца в сияющей славе, а я не видел ничего, кроме жалкого отчаяния.

– Начинайте! – крикнул Харальд своим людям.

Один из его воинов, ухмыляющееся животное, которое как будто могло побороть быка, шагнул к женщине на южном конце цепочки. Он высоко взмахнул боевым топором, а потом опустил – так, что лезвие раскроило несчастной череп и вонзилось в туловище. Сквозь шум реки я услышал хруст кости и увидел, как кровь брызнула выше головы Харальда, сидевшего на коне.

– Одна! – крикнул Харальд и сделал жест забрызганному кровью мужчине с топором.

Тот быстро шагнул влево, чтобы встать позади девочки, которая вопила, потому что видела, как только что убили ее мать. Вновь взмыло красное лезвие топора.

– Подожди! – окликнул я.

Харальд поднял руку, чтобы удержать топор в воздухе, и издевательски улыбнулся мне: