Горящие огни

Дует в другой рожок - и на самой верхушке вырастает белый ангелок.

Лопаточкой кондитер поправляет ему крылышки, ровно обмазывает торт со всех сторон. Вниз падают сахарные крошки.

Старик знает, что я смотрю на него, как на волшебника.

- Что, красиво, а? Хочешь остатков?

Конечно, хочу. И он насыпает мне полные горсти крошек...

Я раскрываю ладонь - пусто... Передо мной по-прежнему сидит и спит ребе.

И когда только он выспится? Я прозеваю остатки! Будет уже поздно, в пекарне погасят свет - незачем идти.

Сбегать, что ли, на минутку?

А если ребе проснется?

Вдруг слышится какой-то шелест. Что это? Ребе посапывает носом? Высовываюсь в окно. Вот это да. Сверху, из квартиры фотографа, сыплется дождь из мятых белых квадратиков.

Они порхают, кружатся, опускаются на ступеньки, будто стайка белых голубей разлетелась по двору. Я вытягиваю руки - поймать бы хоть штучку. Это фотограф выбрасывает старые карточки. Выцветшие, пожелтевшие пятнистые. Там выколот глаз, там измяты щеки - еле различишь человеческое лицо.

Одна карточка падает мне в руки. О, какое счастье, что я ее поймала! На простынке лежит голенький младенец. Хоть он и пухленький, как поросенок, но все равно разбил бы голову, если б упал на землю.

"Поиграй со мной... ну-ка улыбнись..." Кажется, малыш и правда смеется.

Вот еще одна, много-много людей. Как это у фотографа не дрогнула рука выкинуть их всех сразу!

Целое семейство на одной карточке. Дедушка с бабушкой, еще одна бабушка, дядя с тетей, отец, мать, сын, дочери, внучата, кто по одиночке, кто парами. Стульев на всех не хватило. Некоторые остались стоять в последнем ряду с недовольным видом.

Дети расположились на полу.

Смотрю и смотрю на них, не могу оторваться. Попрошу-ка маму, почему бы и нам не сняться вот так, всем вместе?

- Фотограф живет в нашем дворе, и мы бы смотрели на себя, на свою фотографию у него в витрине, прямо напротив нашего магазина!

Мама бросает сердитый взгляд:

- Ты в своем уме? Или совсем спятила? Больше ничего не придумала? Фотографироваться, как кухарка с солдатом!

С чего это мама раскричалась? Вот ведь дедушку однажды сфотографировали. Правда, обманом. Он спокойно стоял за прилавком, и ему велели не двигаться - сказали, что нужно обмерить магазин. Так почему бы нашему дворовому фотографу не зайти как-нибудь сделать обмеры, а заодно всех нас не щелкнуть?

- Башенька! - это наконец вылез Абрашка. - Ребе уже ушел?

Я испуганно машу руками.

- Чш-шш! Не кричи, ребе спит!

Но ребе проснулся от его крика. Слава Богу, после сна он выглядит пободрее.

Очнувшись и увидев, что оба ученика на месте, он берется за книгу, как будто и не думал дремать.

- Ну-с, дети, на чем мы остановились? Повторяйте за мной: алеф, бет...

- Алеф, бет, гимель... - послушно повторяю я и радуюсь, что ребе не сердится.

- Далет, хе, вав!.. - перекрикивает меня Абрашка.

Первый раз мы повторяем весь алфавит, от начала до конца. Ребе сияет.

- Вы не устали, детки? Поработали неплохо! Может, на сегодня хватит?

И, снова облачившись в старое пальтецо, ребе тихо уходит.

НОВЫЙ ГОД

Наступают Дни покаяния. Весь дом наполняется шумом. У каждого праздника свой вкус, своя атмосфера. [Десять Дней покаяния начинаются праздником Рош ха-Шана (Новый год) и завершаются Днем искупления (Йом-Киппур)]

В Новый год, Рош ха-Шана, все легкое, благостное, умытое, как после дождя.

После мрачных Дней покаяния наступает прозрачный, солнечный день и распахивается навстречу новому году.

Молитвенная неделя покаяния потна смятения. Папа встает посреди ночи, будит братьев, все они молча одеваются и выскальзывают из дому, как воры.

Что им понадобилось там, в темени и холоде? Когда в постели так тепло! А вдруг они больше не вернутся? Нам с мамой останется только плакать и плакать. Я чуть не плачу заранее и еще плотнее закутываюсь в одеяло.

Утром за чаем папа сидит утомленный, с бледным лицом Но предпраздничная суета прогоняет усталость.

Магазин закрывается рано. Все готовятся идти в синагогу. Готовятся так долго и тщательно, будто идут в первый раз.

Каждый надевает что-нибудь новое, кто светлую шляпу, кто галстук, кто костюм с иголочки... Мама тоже наряжается в белую шелковую блузку и летит в синагогу с обновленной душой.

Кто-нибудь из старших сыновей загибает в ее пухлом молитвеннике нужные страницы. В этих местах стоит сделанная много лет назад еще дедушкиной рукой надпись "Тут!".

Мама узнает страницы, над которыми она плакала год назад. Веки ее дрожат. Она спешит в синагогу поплакать заново.

Кипа благочестивых книг ждет ее. Она заворачивает их в бумажный лист и берет с собой. Разве она не должна просить доброго года для всей семьи? А за отцовскими книгами и талесом днем зайдет шамес.

Я остаюсь одна. Опустел дом, и во мне пустота. Прожитый год остался заброшенным где-то за окном.

Год наступающий должен быть ясным и светлым.

Скорее бы миновала эта ночь.