Горящий тур

Еще тут в любой момент могла появиться Венера. Вроде бы она мудрила с Олегом, даже к себе в номер его позвала, но все это делала назло Даниле. Во всяком случае, так ему казалось.

Теперь у Данилы был свой номер. Директор базы легко пошел ему навстречу, сдал люкс в пустующем доме. Правда, парню пришлось за это немного накинуть сверху. Номер двухкомнатный, но с одной большой кроватью.

Был там еще и диван, но Маша на него даже не глянула и Даниле не намекнула. Хотя и кровать она не торопилась осваивать, даже не присела на нее.

Они быстренько разложили вещи, собрались и отправились на море.

– Домой? – спросил Данила.

Маша задержала на нем взгляд, размышляя над его вопросом. Он назвал номер их домом. Ей, похоже, это понравилось.

Пляж пустовал, обитатели базы разбрелись по номерам, на территории не было ни души. Данила и Маша проходили мимо гостевого дома, который еще утром по праву могли называть своим. Крыльцо вот-вот должно было скрыться из вида, когда на нем появилась Венера в своем пляжном платье. Данила ее заметил, а она его нет. Да и Маша не увидела эту особу.

Парень с облегчением вздохнул. Что-то не хотелось ему попадаться ей на глаза. Он никого не желал видеть. Теперь ему нужна была только Маша. И сейчас, и, возможно, всегда.

– Я в душ! – проговорила она уже в номере.

– Давай! – сказал он.

Она хотела что-то спросить, причем с возмущением и даже обидой, но махнула рукой и скрылась в ванной.

Данила видел, как закрылась дверь, но не услышал, как задвинулась защелка. Похоже, Маша не заперла дверь. Неужели это намек? Или даже приглашение?

Но ведь она только что обиделась на него. Ей не понравилось слово, которое он произнес. Как будто он просил ее подать себя.

Данила снова почувствовал себя на скале, у подножия которого шумело его желание. Маша за дверью, в душевой кабинке, без ничего. Он мог раздеться, зайти в ванную, присоединиться к ней.

За дверью в душе лилась вода, но Данила слышал и другой шум. Горная река вышла из берегов, заполнила все пространство между скалами и стала давить на стены ущелья. Данилу распирало от желания. Он как-то должен был сбросить внутренний пар, но не мог зайти к Маше в ванную. Она же наверняка обидится, порвет с ним.

Маша вышла к нему сама. В банном халате на голое тело, с влажными волосами, распущенными по всей длине. От волнения у него на лбу выступила самая настоящая испарина, и тело вдруг заколотилось изнутри. Его хватил самый настоящий озноб. Никогда еще с ним такого не было.

– Ты почему такой бледный? – спросила она, внимательно глядя на него.

– Я бледный? – Он провел пальцами по лбу, и они стали мокрыми от пота.

– Тебе плохо? – осведомилась Маша, остановилась в метре от него и опустила руки.

В этом движении он уловил смирение, покорность, но не воспринял все это как сигнал к действию.

– Вовсе нет. Мне хорошо.

– Очень хорошо?

– Очень-очень.

– Так, что лучше уже быть не может? – Она робко улыбнулась.

Ей и хотелось шутить, но ее сдерживала природная стеснительность. Она же и тормозила движения, поэтому Маша не смогла быстро развязать поясок на своем халате. Пальцы дрожали, плохо слушались, но с узелком она все же справилась.

Полы халата Данила развел сам. А там!.. Грудь небольшая, но форма просто идеальная, соски похожи на ягоды земляники, только без семян, вкрапленных в них. Плоский живот, кожа нежная, чистая. Касаться ее губами – одно удовольствие.

Маша закрыла глаза, откинула голову, из груди ее вырвался вдох. Данила резко поднялся, быстро сорвал с кровати покрывало, швырнул его прямо на пол, тут же сгреб Машу в охапку, шумно, но мягко опустил на кровать и затих, растягивая предвкушение. Он должен был изучить каждую родинку на этом нежном, вкусно пахнущем теле. Родинок было немного, но он искал их по всему телу. Медленно, в исступлении, едва сдерживая пар, рвущийся наружу.

Маша всего лишь принесла себя в жертву. Раз уж она согласилась жить с ним в одном номере, сказала «а», то должна была сказать и «б», чтобы не выглядеть дурой в своих же собственных глазах. Так он ее и понимал. Так она себя и вела.

Но Данила превратил ее тело в алтарь для поклонения, воспламенил в нем каждую клеточку, разжег огонь, который сам же и должен был потушить. Маша требовала от него воя пожарных сирен, шумного напора, шипения и дыма.

Данила сам чувствовал себя скалой, которую сотрясала бушующая река желания. Эта река тоже требовала нового русла, такого же глубокого, узкого и тесного. Он сам превратился в эту реку, втолкнулся в каньон мягко, пошел по нему бурно, пока не обрушился водопадом в клокочущую пропасть.

В эту пучину они рухнули вместе. Маша вцепилась в него как в спасательный круг, и руками обняла, и ногами. В этом положении она и замерла, изнывая от остаточных ощущений.

Данила улыбался, вспоминая, как страдал вчера, думая об этой чудесной девушке. Еще сегодня утром он готов был задушить Степу, который вез ее к себе в номер. Он надеялся на чудо, но не думал, что оно произойдет так быстро.