Читаем Горит ли Париж? полностью

— Лейтенант Джон Мовинкл, американская разведывательная служба, — ответил Мовинкл.

— Я предлагаю, — промолвил француз, делая широкий жест, — шесть вам и шесть мне. — Мовинкл в знак согласия вежливо поклонился, и молодые офицеры разобрали шампанское. Затем друг подле друга, держа в охапке бутылки с шампанским, они торжественно направились вниз по парадной лестнице отеля мимо своих ошарашенных пленников и, смеясь как два только что напроказивших школьника, продефилировали из отеля.

В нескольких кварталах от этого места два грузовика с бойцами ФФИ подкатили к главному входу не менее знаменитой парижской гостиницы. Грязные и пыльные, в беретах, майках и промасленной рабочей одежде они прошли, словно рабочие батальоны на защиту Мадрида, в самую цитадель старорежимной роскоши — отель «Риц». Во главе их шли самозванный генерал этой армии Эрнст Хемингуэй и два его добровольных помощника — достопочтенный полковник Дэвид Брюс и «Мутард», служивший до войны инженером на принадлежавшей Франции железной дороге в Эфиопии и выполнявший роль начальника штаба в хемингуэйевской армии ФФИ в течение последних четырех дней.

В пустынном вестибюле «Рица» они встретили лишь одного человека — перепуганного помощника администратора. Он узнал своих почтенных американских посетителей, часто останавливавшихся в этом отеле до войны.

— Как, это вы? Что вы здесь делаете? — выдохнул он.

Они сообщили ему, что прибыли с несколькими друзьями, чтобы ненадолго остановиться здесь. Приходя в себя от изумления, помощник администратора спросил Хемингуэя, может ли отель что-нибудь предложить ему в качестве приветственного жеста. Писатель посмотрел на орду счастливых, нечесанных бойцов ФФИ, уже заполнявших вестибюль отеля.

— Нельзя ли 73 бокальчика сухого мартини? — спросил он.


* * *


Все утро Иветта Бовера, ее муж и дочь Элен проталкивались на велосипедах сквозь смеющиеся толпы, пытаясь разыскать полк в черных беретах. Они начали свои поиски от Орлеанских ворот, где впервые увидели входящие в Париж войска, потом добрались до Люксембургского дворца и далее по бульвару Сен-Мишель до «Отель де виль». Теперь, по крайней мере, они знали название полка, который им был нужен. Это был 501-й танковый полк, подразделения которого вели наступление на отель «Мёрис».

Наконец, на площади Шатле Бовера нашли первых солдат в черных беретах. Но никто из них не знал ни Раймона, ни Мориса Бовера. Они посоветовали поискать на острове Сен-Луи, где стояли другие подразделения их полка.

Примерно с час все трое Бовера носились по кривым улочкам маленького острова. Всех встречных они спрашивали, не видели ли те «солдат в черных беретах». Ответ неизменно был отрицательным. Наконец, перед входом в кафе двое бойцов ФФИ, охранявших джип, сообщили несчастному семейству, что во дворе кафе спит какой-то солдат в черном берете.

Первой во двор попала Элен. В углу, на солнышке, свернувшись калачиком, спал солдат. Он был слишком велик для одного из ее братьев, подумала она. Вскоре к ней присоединились мать и отец. Все трое Бовера наклонились и впились глазами в грязного, небритого человека, похрапывавшего у их ног. И тут мадам Бовера протянула руку и тем нежным, ласковым движением, каким будила его в детстве, легонько потрясла плечо спящего солдата. Это был ее сын Морис.

Пробуждаясь, Морис сладко потянулся. Первой, кого он увидел, открыв глаза, была его сестра. «Какая она стала красивая», — подумал он. Девочка со слезами на глазах нагнулась поближе, чтобы лучше рассмотреть этого огромного мужчину, которого она запомнила долговязым подростком. Она заметила металлический отблеск воткнутого в его пояс предмета, который поначалу показался ей знакомым. Это была обойма с патронами к его кольту 45-го калибра.

— О, — воскликнула она тихим от застенчивого восхищения голосом, — ты все еще играешь на губной гармошке?


* * *


Скулы капитана Виктора Врейбла «болели от смеха и поцелуев». Тридцатилетний капитан, начальник боепитания 12-го полка, оказался в центре толпы счастливых парижан, облепивших его джип на мосту Согласия. В тот момент, когда Врейбл пытался разобрать английский вежливого пятнадцатилетнего мальчика, из толпы появилась хорошенькая блондинка. «Могу ли я вам помочь?» — спросила она.

Смеющийся капитан ответил, что может, и попросил о свидании. Только если с ней пойдет мама, которая стоит сейчас сзади, ответила девушка. Они обменялись адресами, но, увидев список имен, уже заполнивших его блокнот, Жаклин Малиссине подумала, что она никогда больше не увидит этого смеющегося капитана. Она ошиблась. Он вернется, и через два года мужчина, с которым она обменялась всего лишь несколькими фразами на английском, выученном в школе секретарш, станет ее мужем.


* * *


Перейти на страницу:

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Путин навсегда. Кому это надо и к чему приведет?
Путин навсегда. Кому это надо и к чему приведет?

Журналист-международник Владимир Большаков хорошо известен ставшими популярными в широкой читательской среде книгами "Бунт в тупике", "Бизнес на правах человека", "Над пропастью во лжи", "Анти-выборы-2012", "Зачем России Марин Лe Пен" и др.В своей новой книге он рассматривает едва ли не самую актуальную для сегодняшней России тему: кому выгодно, чтобы В. В. Путин стал пожизненным президентом. Сегодняшняя "безальтернативность Путина" — результат тщательных и последовательных российских и зарубежных политтехнологий. Автор анализирует, какие политические и экономические силы стоят за этим, приводит цифры и факты, позволяющие дать четкий ответ на вопрос: что будет с Россией, если требование "Путин навсегда" воплотится в жизнь. Русский народ, утверждает он, готов признать легитимным только то государство, которое на первое место ставит интересы граждан России, а не обогащение высшей бюрократии и кучки олигархов и нуворишей.

Владимир Викторович Большаков

Публицистика / Политика / Образование и наука / Документальное
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза